Вячеслав Софронов - Отрешенные люди

Она усадила нежданных гостей на лавки в чисто прибранной горнице и даже не поинтересовалась, кто они, откуда прибыли. Помалкивал и Каин с товарищами, надеясь, что Григорий сам все объяснит своей подружке. А Хомяка было прямо-таки не узнать: он весь разомлел, размяк, и прежняя настороженность слетела с него, уступив место блаженной улыбке. Подобное настроение быстро передалось всем остальным, за исключением Петра Камчатки, который по-прежнему пребывал в дурном расположении духа. Молодые парни, постреливая в нинкину сторону озорными глазами, поинтересовались, есть ли у нее знакомые подружки, что согласились бы погулять, посидеть вместе с ними за столом.

- Как не быть, - лукаво подмигивая, отвечала она, - полдеревни нашей в подружках у меня. Ой, озорные девки, не возрадуетесь.

- А нам таких и подавай, - гордо выпятил грудь Леха Жаров.

- Мы и сами мужики хоть куда, - облизал языком потрескавшиеся губы Данила Щелкан и шмыгнул носом. - Давно я бабьего запаха не чуял, соскучился уже.

- И денежки у нас имеются, - брякнул кошелем Давыдка Митлин, и от глаз Ивана не укрылось, как неприязненно глянул на него Петр Камчатка.

- Порастрясут мои подружки ваши денежки, - захохотала Нинка, - ох, порастрясут и нагишом отпустят.

- Не на таковских напали, - отвечал Леха Жаров, - мы сами с усами, кого хошь потрясем, лишнюю денежку вытрясем.

- Цыц, - оборвал его Иван, - попридержи ботало на... намотано. Больно самоед длинен стал, кто бы не укоротил.

Жаров осекся, замолчали и остальные, но Нинка тут же, войдя в горницу, махнула в иванову сторону рукой и, смеясь, заговорила:

- А ты, старшой али как тебя, мужиков своих не придерживай. Думашь, мне ваши чины неизвестны? Гришку я не первый год знаю. В последний раз от полиции его вместе с дружками у себя схоронила, а потом, ночью, за деревню вывела. Помнишь, Гришаня?

- Как не помнить, - степенно кивнул тот. - Так и было.

- Вот и не сокрытельствуйте от меня, ни к чему. Гришаня со мной всегда расчет верный вел, а я его ни о чем не спрашиваю, но и лишнего сроду не сбалтываю. И подружки мои той же породы, не охочи до бесед с полицаями или иными розыскными людями с Сыскного приказа. Тем и живем, что молчание блюдем.

- А? Вишь, какова Нинка моя? - потянул ее к себе Гришка. - Золото, а не девка. Чего я говорил?

- Пусти, - вырвалась она, - не время, отдыхайте пока, а я обед сготовлю.

Пробыли они в доме у Нинки почти два дня, перезнакомились со всеми ее подружками, и все бы было хорошо, да под вечер оба младших Нинкиных брата вбежали в дом и что-то зашептали сестре на ухо.

- А где они сейчас? - настороженно спросила она, выглядывая в оконце, и Иван мигом догадался: что-то случилось, не иначе как полиция в деревне.

- У дома Журкиных стоят, с дядей Митей беседуют, - ответил старший, успев прихватить со стола капустный пирог и сунув его за спину.

- Положи на место, не таскай со стола, - шикнула на него Нинка и, оборотясь к гостям, сказала, - пойду гляну, чего там...

- Может, мне с тобой? - спросил Иван, но она покачала головой.

- Не, сиди тут. Всяк поймет, что ты за гость. Сама все узнаю.

- А что там? Что? - беспокойно заерзал на лавке Давыдка Митлин.

- Драгуны по дворам ходят, - спокойно ответила Нинка, - пойду узнаю, кого потеряли.

- Знамо дело, кого, - вскинулся Данила Щелкан, - уматывать надо, пока не накрыли нас тут...

- Сиди! - стукнул кулаком по столу Иван. - Твое дело цыплячье - пшено клевать да раньше времени не кукарекать. Успеем уйти.

Нинка скоро вернулась с испуганными глазами и быстро затараторила:

- Не иначе, как вас ищут! Десять человек команда, от двора к двору идут, всех выспрашивают, не видели ли кого незнакомого. Двоих уже забрали каких-то мужиков, что у Снегиревых на постое неделю как стоят. Скоро и до нашей избы дойдут...

- Так не пущай их! - с жаром выдохнул Гришка Хомяк и кинулся закрывать на засов входную дверь.

- Хуже будет, - покачала Нинка головой, - знаю я их, так не уйдут. Да и видели вас, когда в дом входили. Не век же вам тут сидеть.

- Это точно, - согласился Иван, поднимая с пола дорожный мешок и закидывая его за спину, - спрячь нас в амбаре до вечера, а там до леса проводишь.

- Чуяло мое сердце, - зло запыхтел сзади Ивана Петр Камчатка, - накроют нас, рано или поздно накроют...

- Хватит тебе, всю плешь проел, - попытался остановить его Иван, но Камчатка не желал успокаиваться и, бормоча ругательства под нос, первым вышел из избы.

Нинка закрыла их всех в большом старом сарае, где были свалены старые телеги, сани, рассохшиеся колеса и кадушки, по стенам висела рваная упряжь, хомуты. В сарае они молча просидели до ночи, почти не разговаривая друг с другом. А по темноте Нинка провела их к устью глубокого лога и указала рукой вниз:

- Там тропинка есть, к реке выведет, а там дорогу сами найдете.

- Можется, останусь? - осторожно спросил атамана Гришка Хомяк.

- Гляди сам, - ответил Иван и начал спускаться вниз по узкой лощине. Там, уже у берега, он решил, что Камчатка прав, обижаясь на товарищей, за которых все приходилось решать, заботиться, а у них одно на уме: как бы вволю повеселиться да поспать подольше.

В кромешной тьме почти нельзя было различить лиц, но он и без этого понял: Гришка Хомяк остался наверху, возле Нинки. Так могли разбежаться и остальные. Что же он за атаман, коль слово его - все равно как писк комариный: все слышат, да никто не боится. Прикинув в уме, что самое лучшее для него будет, если сам распустит шайку, дождался, когда к нему подойдут остальные, и глухо проговорил:

- Вот чего, браточки, не буду боле никого неволить, встретимся на Москве, коль удастся. А сейчас погуляли и будя. Айдате каждый сам по себе выбираться, а там - как Бог даст. Не взыщите, коль что не так... Прощевайте, господа хорошие, - и, круто повернувшись, пошел вдоль самой кромки воды, не оборачиваясь.

Он переночевал один под старой рыбацкой лодкой, не зная, в какую сторону направились его дружки, а чуть свет был уже на пароме и переехал на нем обратно, на другой берег, где все так же не смолкала Макарьевская ярмарка. Что его влекло сюда? Сейчас он и сам не мог объяснить себе это. Желание встретить таких же, как он, удалых и отчаянных ребят, после того как разочаровался в прежних товарищах? Может быть. А может, влекла обратно на ярмарку возможность поживиться в очередной раз чужим добром, которое чаще всего бывает неправедно нажито? И это было. Но главное, главное... манила ярмарочная сутолока, бахвальство торгующих, веселость и бесшабашность сделок, шутки, смех, праздник во всем ярмарочном кругу. Именно радость происходящего и тянула Ивана к себе.

Поднявшись по крутому косогору, он тут же угодил на стоянку то ли татар, то ли калмыков, которых несколько дней назад и в помине на этом месте не было. Они пригнали сотни три молодых низкорослых коней на продажу, и почти все пастухи находились в полуверсте при стаде, а возле потухших костров спал лишь один старый татарин с вислыми усищами до щек, надвинув на глаза мятую войлочную шапку. Под головой у него виднелся угол небольшого, обитого узорчатым железом деревянного сундучка, в каких приезжие купцы и прочий торговый люд обычно хранят деньги, расписки и иные ценные бумаги. Когда Иван увидел сундучок, то ноги словно тяжестью какой налились. Он сделал несколько шагов, но проклятые ноги не слушались, задеревенела шея, зажгло внутри. Он понял: пока сундучок не окажется у него в руках, покоя ему не будет. Так бывало всегда, стоило лишь увидеть сколько-нибудь ценную вещь, и сил для борьбы с самим собой найти он просто не мог.