Альфред Рамбо - Русские и пруссаки. История Семилетней войны

Та же самая причина привела к парижской конференции 25 марта с участием Австрии, России, Швеции, Саксонии и Польши, в результате которой появилась декларация пяти дворов, обращенная к королям Англии и Пруссии. Им предлагалось назначить какой-нибудь из городов, например Аугсбург, где собрались бы полномочные представители для переговоров о мире. Одновременно такие же консультации должны были проводиться в Париже и Лондоне. Кроме того, высказывалось пожелание прекратить военные действия «во всех частях света, где пылает огонь войны». 8 апреля Питт ответил, что на заморских территориях война может закончиться лишь после окончательного установления мира в Европе. Таким образом, он оставлял за собой возможность довершить завоевание французских колоний. И Аугсбургский конгресс, и конференции в Париже и Лондоне не состоялись. Марии Терезии была нужна Силезия, а Фридрих предпочитал скорее «сражаться за целостность моих владений, даже если бы у меня осталось с десяток поварят», чем отказаться от сеи провинции.

Повсюду с прежним ожесточением возобновилась война, главным образом на заморских территориях. Елизавета пыталась воспользоваться неудачей Людовика XV для заключения с ним непосредственного и официального союза. Однако все старания посланника Дмитрия Голицына и переговоры канцлера Воронцова с бароном де Бретейлем не смогли переломить принятого королем Франции решения. Герцог Шуазель с радостью согласился бы на такой союз, но Людовик XV упорно отказывался от него. Барон де Бретейль был связан жесточайшими инструкциями: если с ним начнут говорить о союзном трактате, он должен уклоняться и рассуждать только о торговом договоре. В Англии хорошо понимали это нежелание короля и только усугубляли свои требования к изолированной Франции. Именно это и привело к провалу всех попыток начать переговоры и к возобновлению ожесточенной войны на море и в колониях.

Поскольку Людовик XV не разрешал Шуазелю протянуть руку России, герцог обратился в сторону Испании. Он сумел успокоить ее колебания и по Парижскому трактату 15 августа 1761 г. заключил «Фамильный договор», к которому присоединились также и итальянские Бурбоны. Этот новый союз еще более усилил вожделения Англии: покончив с французскими колониями, она могла теперь покуситься и на владения Испании. Морская война продолжалась, принося для нас и наших союзников новые катастрофы.

На Европейском континенте сбывались пессимистические предвидения Людовика XV. Вынужденный вследствие истощения своих сил к обороне, Фридрих II нашел, казалось, некое средство, чтобы внушить подобную же стратегию и своим врагам. Против 385 тыс. чел. у него было не более 190 тыс., но он сумел избежать больших сражений и не отдать ни русским, ни австрийцам сколько-нибудь значительной части своей территории. Кампания 1760 г. уступила, таким образом, свой титул «наижалчайшей» для кампании 1761 г.

У австрийцев оказался всего один хоть сколько-нибудь существенный успех — взятие Швейдница, зато у французов — только поражение при Виллигхаузене (15 июля) {73} . Для русских это была новая кампания марш-маневров, скрашенная взятием Кольберга.

Мы уже говорили о главнокомандующем Бутурлине. Похвала Конференции после кампании 1760 г. весьма характерна. В докладе императрице, подписанном всеми членами, говорится:

«… дабы отдать ему и своему долгу справедливость, чрез сие всенижайше засвидетельствовать, что доныне все учиненные им распоряжения основаны сколь на прямой ревности, столько ж и на осторожном благоразумии, а трудолюбие его и попечение простирается на все без изъятия. Походом обратным на зимние квартиры обыкновенно изнурялась армия и пропадали лошади; его старанием, напротив того, армия сим походом поправляется, и получены вместо худых хорошие лошади. Одним словом, когда усердие и подчиненных ему генералов будет согласоваться с его ревностью, то можно уповать хороших плодов и славы от будущей кампании» [295].

Из этого свидетельства явствует, что Бутурлин был хорошим администратором и умел щадить людей и лошадей, но здесь ничего не говорится о его талантах стратега. Как мы увидим, в этом отношении Истории, равно и членам Конференции, остается только сохранять молчание.

По словам Болотова, главнокомандующий страдал одним весьма существенным изъяном. Возможно, Болотов пересказывает лишь армейские сплетни или сильно преувеличивает, однако по существу его свидетельство совпадает с мнением Фридриха II. Он уверяет, что в самые критические периоды Бутурлин предавался почти беспрерывным оргиям:

«То и дело привозились к нам о сем вести, и с одной стороны смешные, а с другой наидосаднейшие анекдоты. Ибо генерал сей при сих куликаньях своих [296]делал бесчисленные глупости и нередко просиживал целые ночи в кружку с гренадерами, заставляя их с собою пить, петь песни и орать, и полюбившихся ему жаловать прямо в офицеры и даже в майоры, а проснувшись, прашивал их просьбою сложить с себя чины и сделаться опять тем же, чем были» [297].

В то же время маркиз де Лопиталь в своем донесении от 26 января 17611 г. весьма высоко оценивает реорганизацию русской армии Бутурлиным: «Ныне она находится в превосходном состоянии. Сам он постоянно производит смотры рекрутам. Ему недостает всего лишь тысячи лошадей для кавалерии» [298].

Кампания 1761 г. началась, как обычно, с передвижения легкой русской конницы. «Вот уже 8 тыс. русских опять в Померании, — писал Фридрих II. — Согласитесь, я обречен на труд Пенелопы {74} . Боже! Как я устал!» [299]29 января по дороге на Кольберг у русских произошла стычка с пруссаками, они одержали верх и захватили немало пленных. Тотлебен воспользовался этим, направился к Кольбергу и занял сетью своих аванпостов большую часть Прусской Померании. 17 февраля он сообщил, что Кольберг уже блокирован. Вместе с подкреплениями, приведенными бригадиром Бекетовым, у него было 14 тыс. чел.

В конце февраля Тотлебен вступил в переговоры с принцем Брауншвейг-Бевернским и генералом Вернером и заключил с ними четырехдневное перемирие для обмена пленными. Затем последовали и другие перемирия, но его никто не винил за это, поскольку он получил сначала одобрение главнокомандующего, а потом и самой Конференции. Последняя даже уполномочила Тотлебена продлить перемирие до 27 мая.

Тем временем между петербургским и венским дворами шли переговоры о плане кампании 1761 г. Даун намеревался действовать в Саксонии, а для операций в Силезии предназначал Лаудона и хотел, чтобы его усилил корпус Чернышева. Что касается армии Бутурлина, то он не находил для нее какого-то определенного применения и соглашался отправить ее «куда угодно». Конференция, со своей стороны, адресовала главнокомандующему самые несуразные инструкции: войти в Силезию и осадить Козель; или же действовать против Кюстрина, для взятия которого будто бы достаточно обычной бомбардировки. Г-н Масловский пишет: «В стратегическом отношении более несчастного плана кампании нельзя себе и представить. Никакой цели главнокомандующему не указывалось; многоречивое же рассуждение Конференции о выгодах и недостатках разных операционных линий окончательно путало и без того неопытного Бутурлина» [300].