Амри Шихсаидов - Дагестанские святыни. Книга третья

– глава 2 посвящена краже (сарика), причем речь идет, прежде всего, о процедуре того, как доказать кражу, когда краденое обнаружится у кого-то в доме (16 параграфов);

– глава 3 дает «общинные правила, касающиеся женщин» (ал-кава’ид ал-'адийа фи хакк ан-ниса'), причем речь идет о различных вещах, таких как выкуп невесты (калым/алхам), свадебный подарок и связанные с этим требования, похищение невесты и изнасилование, регулирование жалоб отца, а также прелюбодеяние до случаев сношения с мачехой (21 параграф);

– глава 4 регулирует суждение об отсутствующей девственности у невесты (фи байан 'адам видждан бакурийат ал-бинт, 5 параграфов);

– глава 5 содержит «дело о помолвке и о том, что жених посылает невесте в качестве свадебного подарка» (амр ал-хутба ва-ма ареала илайха кабл ал-'икд, 4 параграфа);

– глава 6 объясняет «продажу пастбищ и гор» (бай’ аз-зара’иб вал-джибал, 1 параграф);

– и последняя глава имеет темой продажу рабынь (ал-алма ал-джигарийа, один параграф).

Эта систематизация кажется удивительно навязанной, когда последние маленькие главы все вместе обсуждают совершенно специальные вопросы, в то время как первые три главы раскрывают очень широкую область права. Первая глава об убийстве и насилии содержит определения и фрагменты, объединенные другими главами. Проблемы, касающиеся женщин и брака, составляют второй центр тяжести (главы 3, 4 и 5), в то время как две самые последние главы состоят только из отдельных случаев. Очевидно, автор хотел спрятать пробелы в своем неравномерном материале с помощью последовательного членения текста на главы и параграфы.

Другие содержательные поля, типичные для арабских сборников адата дагестанских общин и союзов, совершенно отсутствуют в тексте Абд ар-Рахмана; это, например, определения вины и ишкил, самовольная опись имущества, прежде всего скота, который имел большое значение на побережье с богатыми выгонами [44]. Точно так же текст не упоминает типичные общинные институции, которые отражаются в книгах по адату и играли большую роль также в кумыкских деревнях и городках: определение административного устройства общин, урегулированное использование общих хозяйственных ресурсов и совместная оборона. Другое отличие от традиционных арабских книг адата из аварского нагорья состоит в особой перспективе текста. Она основана на том, что мы имеем здесь дело с чистым описанием обычного права, которое ориентировано на публику, очевидно, не связанную с адатом Тарковского шамхальства. Это видно из того, что Абд ар-Рахман чувствовал себя обязанным объяснить читателю тюркоязычные юридические термины, которые использованы в его арабском тексте; так, он информирует читателя, что то, «что на равнинном языке алхам и калун (тюркское калым), это то, что муж дает своей невесте до заключения брака в соответствии с условиями, которые были оговорены между мужем и опекуном» [45].

В текстах, созданных в общинах и для общин, подобные пояснения слов никогда не встречаются, так как каждый член общины знает, о чем идет речь. Одним словом, мы имеем дело не с судебником, а с арабоязычным этнографическим текстом.

Адатные тексты, которые возникли в селениях Центрального Дагестана, отражают перспективу общин. Они описывают правовые отношения свободных общинников (узденей) и упоминают местных дворян и князей только как потенциальных противников [46]. Напротив, Абд ар-Рахман детально останавливается на иерархии шамхальства и учитывает сильные интересы ханов и беков. Его работа похожа на описания адата русскими колониальными офицерами 1840-х и 1860-х годов, которые, прежде всего, интересовались социальными классами и правами местной элиты. Абд ар-Рахман четко различает рабов (абид) и вольноотпущенников (утака), свободных с высоким или низким социальным статусом (ал-ахрар ал-аали либо ал-ахрар ал-асафил) и знать [47]. Последняя педантично расколота в свою очередь на подгруппы. Высшее положение среди знати занимают чанка шамхали, которые возводят свое происхождение к шамхальской династии. Термин «чанка» в дагестанском лексиконе всегда ассоциируется с незаконным сыном шамхала, т. е. княжеского сына, не имеющего права на престол. Абд ар-Рахман подразумевает под этим вообще всех родственников правящего шамхала, которые непременно обладают апанажем с равнинных земель. Среди знати автор, помимо шамхальского происхождения, выделяет чанков (без связи с шамхалами?), «карачи-беков» (ал-карачийун) и «коренных эмиров» (ал-умара ал-аслийун). Два последних уровня предположительно включают местные княжеские семьи, чьи предки еще до прибытия шамхалов располагались на равнинном побережье. В некоторых районах побережья эти беки сохранили свою власть и широкую независимость от шамхалов вплоть до второй половины XIX столетия [48]. Абд ар-Рахман обсуждает эту социальную стратиграфию в контексте серии убийств. Он сообщает, что убийца обычно подпадает под кровную месть и должен быть изгнан, пока пострадавшая сторона его не простит. Тем не менее это не относится к элите. Чанка с шамхальским происхождением, убивший свободного человека, не должен находиться в изгнании больше трех месяцев. Вместо того чтобы дожидаться формального примирения, он передает близким родственникам покойного всего лишь соразмерный положению убитого подарок и возвращается к обычной жизни. Абд ар-Рахман пишет, что эта привилегия собственно признается и «коренными эмирами». Это он обосновывает диалектической аргументацией:

«Если кто-то скажет, что «коренной эмир» не соответствует рангу чанки с шамхальским происхождением, [то я ему отвечу], что каждый, кто имеет такое [шамхальское] происхождение, является обладателем власти и что по шариату это тот, кто правит и управляет. В этом определении «коренной эмир» приравнивается чанке шамхальского рода» [49].

В этом, как и в других местах, автор «объясняет» или обосновывает свою интерпретацию установлений обычного права посредством собственной логики – феномен, никогда не встречающийся в нормативных текстах адата, но хорошо известный из текстов мусульманского права (фикх) и более типичный для теологических диспутов (муназара) [50]. Это указывает на научную базу автора [51], на то, что он, наверное, был мусульманским ученым или писарем.

Иногда автор уклоняется в детальные этнографические описания. На деле Абд ар-Рахман использует понятие адат не только в значении «установление обычного права», но и также в смысле «народного обычая» или «народной привычки» без каких-либо правовых последствий. Это становится ясным из его обсуждения «потерянной девственности» невесты на свадебном ложе. Муж, который в брачную ночь обнаружил, что его супруга больше не девственница, по обычаю (адат) берет свое ружье, выходит перед домом и стреляет единожды в воздух. В этом описании нашего автора «адат пальбы в воздух» – не правовое предписание; скорее выстрел символизирует намерение жениха продемонстрировать потерянную девственность супруги или при необходимости накалить обстановку. Результатом «правового обычая» было расторжение брака, возврат подарка мужу и позорный, роковой возврат женщины ее родителям, поскольку было доказано отсутствие девственности.