Иван Солоневич - Россiя въ концлагерe

-- Навeрно -- не поймали.

-- Не поймали -- ужъ мы спрашивали кого надо... Ушелъ...

Я только въ этотъ моментъ сообразилъ, что гдe-то очень глубоко въ подсознанiи была у меня суевeрная мысль: если Акульшинъ уйдетъ -- уйдемъ и мы. Сейчасъ изъ подсознанiя эта мысль вырвалась наружу какимъ-то весеннимъ потокомъ. Стало такъ весело и такъ хорошо...

Ленчикъ продолжалъ держать меня за пуговицу.

-- Такъ ужъ вы прихватывайте Юрочку и прилазьте. Эхъ, по такому случаю -- мы ужъ проголосовали -- насъ, значитъ, будетъ шестеро -- двe литровочки -- чортъ съ нимъ, кутить, такъ кутить. А? Придете?

-- Приду. Только литровочки-то эти я принесу.

-- Э, нeтъ, уже проголосовано, единогласно...

-- Ну, ладно, Ленчикъ, -- а закуска-то ужъ моя.

-- И закуска будетъ. Эхъ, вотъ выпьемъ по хорошему для примиренiя, значитъ... Во!

Ленчикъ оставилъ въ покоe мою пуговицу и изобразилъ жестомъ "на большой палецъ". {389}

"НАЦIОНАЛИСТЫ"

Промфинпланъ былъ перевыполненъ. Я принесъ въ кабинку двe литровки и закуску -- невиданную и неслыханную -- и, грeшный человeкъ, спертую на моемъ вичкинскомъ курортe... Впрочемъ -- не очень даже спертую, потому что мы съ Юрой не каждый день пользовались нашимъ правомъ курортнаго пропитанiя.

Мухинъ встрeтилъ меня молчаливо и торжественно: пожалъ руку и сказалъ только: "ну, ужъ -- не обезсудьте". Ленчикъ суетливо хлопоталъ вокругъ стола, Середа подсмeивался въ усы, а Пиголица и Юра -- просто были очень довольны.

Середа внимательнымъ окомъ осмотрeлъ мои приношенiя: тамъ была ветчина, масло, вареныя яйца и шесть жареныхъ свиныхъ котлетъ: о способe ихъ благопрiобрeтенiя кабинка уже была информирована. Поэтому Середа только развелъ руками и сказалъ:

-- А еще говорятъ, что въ Совeтской Россiи eсть нечего, а тутъ -- прямо какъ при старомъ режимe...

Когда уже слегка было выпито -- Пиголица ни съ того, ни съ сего вернулся къ темe о старомъ режимe.

-- Вотъ вы все о старомъ режимe говорите...

Середа слегка пожалъ плечами: "ну, я не очень-то объ немъ говорю, а все -- лучше было"...

Пиголица вдругъ вскочилъ:

-- Вотъ я вамъ сейчасъ одну штуку покажу -- рeчь Сталина.

-- А зачeмъ это? -- спросилъ я.

-- Вотъ вы всe про Сталина говорили, что онъ Россiю моритъ...

-- Я и сейчасъ это говорю...

-- Такъ вотъ, это и есть невeрно. Вотъ я вамъ сейчасъ разыщу. Пиголица сталъ рыться на книжной полкe.

-- Да бросьте вы, рeчи Сталина я и безъ васъ знаю...

-- Э, нeтъ, постойте, постойте. Сталинъ говоритъ, о Россiи, то-есть, что насъ всe, кому не лeнь, били... О Россiи, значитъ, заботится... А вотъ вы послушайте.

Пиголица досталъ брошюру съ одной изъ "историческихъ" рeчей Сталина и началъ торжественно скандировать:

-- "Мы отстали отъ капиталистическаго строя на сто лeтъ. А за отсталость бьютъ. За отсталость насъ били шведы и поляки. За отсталость насъ били турки и били татары, били нeмцы и били японцы... Мы отстали на сто лeтъ. Мы должны продeлать это разстоянiе въ десять лeтъ или насъ сомнутъ..."

Эту рeчь Сталина я, конечно, зналъ. У меня подъ руками нeтъ никакихъ "источниковъ", но не думаю, чтобы я сильно ее перевралъ -- въ тонe и смыслe, во всякомъ случаe. Въ натурe эта тирада нeсколько длиннeе. Пиголица скандировалъ торжественно и со смакомъ: били -- били, били -- били. Его бeлобрысая шевелюра стояла торчкомъ, а въ выраженiи лица было предвкушенiе того, что вотъ раньше-де всe били, а теперь, извините, бить не будутъ. Середа мрачно вздохнулъ:

-- Да, это что и говорить, влетало...

-- Вотъ, -- сказалъ Пиголица торжествующе, -- а вы говорите, Сталинъ противъ Россiи идетъ. {390}

-- Онъ, Саша, не идетъ спецiально противъ Россiи, онъ идетъ на мiровую революцiю. И за нeкоторыя другiя вещи. А въ общемъ, здeсь, какъ и всегда, вретъ онъ и больше ничего.

-- То-есть какъ это вретъ? -- возмутился Пиголица.

-- Что дeйствительно били, -- скорбно сказалъ Ленчикъ, -- такъ это что и говорить...

-- То-есть какъ это вретъ? -- повторилъ Пиголица. -- Что, не били насъ?

-- Били. И шведы били, и татары били. Ну, и что дальше?

Я рeшилъ использовать свое торжество, такъ сказать, въ разсрочку -пусть Пиголица догадывается самъ. Но Пиголица опустилъ брошюрку и смотрeлъ на меня откровенно растеряннымъ взглядомъ.

-- Ну, скажемъ, Саша, насъ били татары. И шведы и прочiе. Подумайте, какимъ же образомъ вотъ тотъ же Сталинъ могъ бы править одной шестой частью земной суши, если бы до него только мы и дeлали, что шеи свои подставляли? А? Не выходитъ?

-- Что-то не выходитъ, Саша, -- подхватилъ Ленчикъ. -- Вотъ, скажемъ, татары, гдe они теперь? Или шведы. Вотъ этотъ самый лагерь, сказываютъ, раньше на шведской землe стоялъ, была тутъ Щвецiя... Значитъ, не только насъ били, а и мы кому-то шею костыляли, только про это Сталинъ помалкиваетъ...

-- А вы знаете, Саша, мы и Парижъ брали, и Берлинъ брали...

-- Ну, это ужъ, И. Л., извините, тутъ ужъ вы малость заврались. Насчетъ татаръ еще туда сюда, а о Берлинe -- ужъ извините.

-- Брали, -- спокойно подтвердилъ Юра, -- хочешь, завтра книгу принесу -- совeтское изданiе... -- Юра разсказалъ о случаe во время ревельскаго свиданiя монарховъ, когда Вильгельмъ II спросилъ трубача какого-то полка: за что получены его серебряныя трубы? "За взятiе Берлина, Ваше Величество"... "Ну, этого больше не случится". "Не могу знать, Ваше Величество"...

-- Такъ и сказалъ, сукинъ сынъ? -- обрадовался Пиголица.

-- Насчетъ Берлина, -- сказалъ Середа, -- это не то, что Пиголица, а и я самъ слыхомъ не слыхалъ...

-- Учили же вы когда-то русскую исторiю?

-- Учить не училъ, а такъ, книжки читалъ: до революцiи -- подпольныя, а послe -- совeтскiя: не много тутъ узнаешь.

-- Вотъ что, -- предложилъ Ленчикъ, -- мы пока по стаканчику выпьемъ, а тамъ устроимъ маленькую передышку, а вы намъ, товарищъ Солоневичъ, о русской исторiи малость поразскажите. Такъ, коротенько. А то въ самомъ дeлe, птичку Пиголицу обучать надо, въ техникумe не научатъ...

-- А тебя -- не надо?

-- И меня надо. Я, конечно, читалъ порядочно, только знаете, все больше "наше совeтское".

-- А въ самомъ дeлe, разсказали бы, -- поддержалъ Середа.

-- Ну, вотъ и послушаемъ, -- заоралъ Ленчикъ ("да тише, ты" -- зашипeлъ на него Мухинъ). Такъ вотъ, значитъ, на порядкe дня: стопочка во славу русскаго оружiя и докладъ тов. Солоневича. Слово предоставляется стопочкe: за славу... {391}

-- Ну, это какъ какого оружiя, -- угрюмо сказалъ Мухинъ, -- за красное, хоть оно пять разъ будетъ русскимъ, пей самъ.

-- Э, нeтъ, за красное и я пить не буду, -- сказалъ Ленчикъ.

Пиголица поставилъ поднятую было стопку на столъ.

-- Такъ это, значитъ, вы за то, чтобы насъ опять били?

-- Кого это насъ? Насъ и такъ бьютъ -- лучше и не надо... А если вамъ шею накостыляютъ -- для всeхъ прямой выигрышъ.

Середа выпилъ свою стопку и поставилъ ее на столъ.

-- Тутъ, птичка моя Пиголица, такое дeло, -- затараторилъ Ленчикъ, -русскiй мужикъ -- онъ, извeстное дeло, заднимъ умомъ крeпокъ: пока по шеe не вдарятъ -- не перекрестится. А когда вдарятъ, перекрестится -- такъ только зубы держи... Скажемъ, при Петрe набили морду подъ Нарвой, перекрестился -и крышка шведамъ. Опять же при Наполеонe... Теперь, конечно, тоже набьютъ, никуда не дeнешься...