Александр Костин - Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия

Ровно через два месяца – 27 декабря 1832 года – М. Т. Каченовский подает свой голос за избрание А. С. Пушкина в действительные члены Российской Академии. Почему 27 декабря, если заседание членов Академии согласно официальной хронике происходило 3 декабря 1832 года? Действительно, по предложению А. С. Шишкова, Президента Академии, в этот день состоялось голосование об избрании в действительные члены А. С. Пушкина, П. А. Катенина, М. Н. Загоскина, А. И. Малова и Д. И. Языкова. Присутствовали 15 членов Академии, при этом за Пушкина было подано 15 избирательных голосов (а также за Загоскина и Языкова). Однако результаты голосования были не окончательными, так как по уставу полагалось собрать еще голоса отсутствовавших на заседании членов Академии, в числе которых и был М. Т. Каченовский. То есть он принимал решение совершенно самостоятельно, не будучи подвергнутым влиянию остальных членов Академии или «давлению» авторитетных лиц, в частности, Президента А. С. Шашкова, который и был в первую очередь инициатором этого избрания. Но, самое главное, этой датой он как бы «отметил» 3-месячный юбилей «исторического» примирения.

Чтобы понять в деталях, как проходила эта дискуссия, следовало бы ознакомиться с мнением всех ее участников, которые оставили свои воспоминания. Из различных источников известно, что таковых было не менее семи, в том числе, как утверждает Т. М. Николаева, «письма самого Пушкина» [205]. Если «вычесть» два письма поэта, цитированные выше, остается пять источников, из которых воспоминания «бывшего студента», слависта О. М. Бодянского и писателя И. А. Гончарова нами проанализированы. В воспоминаниях писателя В. С. Межевича, как уже отмечалось выше, ничего особенного, поясняющего загадочную сцену «примирения» А. С. Пушкина с М. Т. Каченовским, не отыскалось. Остается К. Д. Кавелин, упомянутый А. И. Гессеном наряду с А. И. Герценом и И. А. Гончаровым, которые «…считали его <���Каченовского> главной заслугой умение будить критическую мысль, никогда ничего не принимать на веру» [206], поскольку А. И. Герцен своих воспоминаний об этой встрече не оставил. Однако Константин Дмитриевич Кавелин (16.11.1818—15.05.1885) не мог присутствовать на этой встрече, поскольку в ту пору ему было всего лишь 14 лет, а упомянут он А. Гессеном в качестве слушателя лекций Каченовского в период его учебы в Московском университете (1835—1839 годы). Мог ли он узнать от самого Каченовского об этом эпизоде и как-то отметить этот факт в своих воспоминаниях? Для ответа на этот вопрос обратимся к биографии известного публициста, историка, правоведа, философа и общественного деятеля второй половины XIX века К. Д. Кавелина.

Константин Дмитриевич Кавелин родился 4 ноября 1818 года (по старому стилю) в Санкт-Петербурге, а с 1829 года жил в Москве. Происходил он из старинного русского дворянского рода, началом своим восходящим к XVII веку. По своему социальному статусу он принадлежал к среднему провинциальному помещичьему кругу и только благодаря природным талантам и путем борьбы с окружающею средою сумел выйти за пределы этого круга.

Дед К. Д. Кавелина, секунд-майор Александр Михайлович Кавелин (умер в 1812 году), от брака с Анной Ивановной Кошелевой имел семнадцать человек детей – одиннадцать сыновей и шесть дочерей. Вследствие такого большого семейства довольно значительное состояние деда, заключавшееся в 500 с лишним душах крепостных крестьян (в Калужской, Рязанской и Тамбовской губерниях) при разделе между его детьми раздробились на довольно мелкие владения. В результате чего сыновья и дочери А. М. Кавелина стали мелкопоместными дворянами, за исключением второго сына Дмитрия Александровича – отца будущего, всемирно известного историка, философа и юриста.

Дмитрий Александрович Кавелин в годы царствования Александра I весьма успешно служил по ведомству внутренних дел и народного просвещения и за свою службу получил как аренды и единовременные крупные денежные награды, так и пожалования землей, что дало ему возможность значительно увеличить свои наследственные владения. Он был человеком весьма образованным и находился в близких отношениях с просвещенными людьми своего времени: А. И. Тургеневым, графом М. М. Сперанским, М. Л. Магницким, В. А. Жуковским, графом Д. Н. Будовым, Д. В. Дашковым, князем П. А. Вяземским, поэтом К. Н. Батюшковым, графом С. С. Уваровым.

Одни из указанных лиц были его товарищами по учению в Московском благородном пансионате, другие были сослуживцами. В 1805 году он женился на дочери умершего придворного архитектора шотландского происхождения Белли, Шарлотте Ивановне, родившей семь человек детей, из которых Константин Дмитриевич был пятым.

Первоначальное воспитание и образование К. Д. Кавелин получил в доме родителей. Когда он входил в отроческий возраст, служебная карьера отца сильно пошатнулась, что, естественно, повлияло как на материальные условия жизни всей семьи, так и на душевное состояние отца Константина Дмитриевича. Биограф семьи Кавелиных, историк Корсаков Дмитрий Александрович (183—1919 годы), писал: «Д. А. Кавелин был вообще натурой недеятельной, не обладал ни самостоятельностью ума, ни силой характера, а потому постоянно и легко поддавался посторонним влияниям – как окружающей его среды, так и различных умственных и правительственных течений, что, между прочим, доказывается его поведением в 1822 году в печальной истории гонения профессоров Петербургского университета (Арсеньева, Галича, Германа, Раупаха и Малова), обвинявшихся в вольнодумстве. Д. А. Кавелин занимал в то время должность директора Петербургского университета и в этой истории был слепым орудием в руках известного Магницкого и его alterego, петербургского попечителя Рунича. После этой истории Д. А. Кавелин переходит на службу к своему давнишнему покровителю, бывшему министру полиции А. Д. Балашову, назначенному в 1823 году генерал-губернатором пяти губерний – Рязанской и смежных с ней. С 1832 года, покинув службу и забытый своими прежними друзьями, Кавелинотец до конца своей жизни жил в Москве» [207].

Что за события случились в 1822 году в стенах Петербургского университета и какое отношение к нему имел его директор? Когда в 1821 году после С. С. Уварова исполнять обязанности попечителя Петербургского округа был назначен Дмитрий Павлович Рунич [208], Д. А. Кавелин проявил себя ревностным исполнителем его сумасбродных идей, в результате чего из университета было уволено 11 профессоров, в том числе указанные выше в очерке Д. А. Корсакова. Дело 11 профессоров наделало много шума, дошло до Комитета Министров и только в 1827 году последовало высочайшее повеление считать его оконченным. Д. А. Кавелин был снят с должности директора Университета в 1823 году.