Коллектив авторов - Всемирная история: в 6 томах. Том 3: Мир в раннее Новое время

— Процессы, порождаемые развитием денежной экономики, имели важные социальные последствия, воспринимаемые, как правило, с негодованием. Купцов, менял, ростовщиков ненавидели почти везде. Конечно, где-нибудь на Окинаве, на Малабарском побережье или в ганзейских городах дела могли обстоять иначе, но это были исключения, лишь подтверждавшие правило. Эквиваленты русской поговорки: «от трудов праведных не наживешь палат каменных», — звучали на многих языках. Разница заключалась в возможностях власти ограничивать, а то и вовсе блокировать социальные последствия развития товарно-денежных отношений.

К XV в. большинство регионов Мир-Системы были ослаблены пандемиями, которые иногда возвращались и в этом столетии. Сохранившиеся кадастры и налоговые описи (Китай, Египет, некоторые европейские страны) свидетельствуют о существенной убыли населения от эпидемий и войн и о постепенном восстановлении докризисного уровня во второй половине века. Рабочие руки были дороги. «Золотой век крестьянства» наступил не только на Западе, но и на Руси и в Китае. Социальная мобильность была сравнительно высока. К тому же рента, взимаемая сеньорами, имела тенденцию к сокращению, что приводило крестьян к поиску иных доходов, зачастую связанных с развитием товарно-денежных отношений.

— Люди продолжали высоко ценить существующие каноны и традиции, доводя до совершенства методы комментирования священных авторитетов, и искали в древности, реальной или вымышленной, новые источники вдохновения. Но при этом охотно заимствовали чужое знание, особенно если речь шла об инновациях технического характера. Небывалая плотность различного рода изобретений и усовершенствований не могла не привести к переменам в социальной жизни, а затем и в мировоззрении. Происходила и очевидная демократизация знания, оно переставало быть монополизированным узкой группой высокоученых профессионалов.

Для большинства регионов Мир-Системы XV столетие стало эпохой интенсивных духовных исканий. Человек этой эпохи даже в доведенном до предела ритуализме, не говоря уже о мистических течениях, искал новые пути спасения, не довольствуясь прежними образцами. Одни пытались переосмыслить древнюю традицию с помощью новых знаний, другие стремились к синтезу различных религиозных и философских систем, третьи подчеркивали необходимость углубленного личного мистического опыта. Упование на поиски индивидуального духовного пути спасения ставило под вопрос необходимость посредников между человеком и Богом (или Абсолютом). Повсюду вспыхивали споры о пользе или вреде стяжания священнослужителями земных богатств. Нельзя напрямую связывать успехи денежной экономики с новыми культурными исканиями, но то, что духовными учителями становились главным образом выходцы из городских, торгово-ремесленных слоев по меньшей мере символично.

Духовные искания, новое отношение к знанию и культуре изменяли лингвистическую ситуацию за счет расцвета «народных» языков. Если в Корее хангыль теснит ханча при прямой поддержке Седжона Великого, то байхуа отвоевывал позиции у классического языка вэньянь скорее по недосмотру китайских властей. Гуджарати, декани, бенгали, да и фарси, как язык индийских парсов, укрепляли свои позиции, нарушая монополию древних языков на трактовку священных сюжетов. На тюркских языках трактовались литературные, исторические и религиозно-философские сюжеты, что доказывало их право на существование наряду с арабским и персидским языками. Позиции латыни в Европе оставались сильны, что не мешало подъему «народных» языков, на которые иногда переводили Священное Писание. Странным образом итогом неспокойного XV в. стала кристаллизация основных этнокультурных и этнополитических общностей, которые сохранятся до настоящего времени.

В XV столетии Европа была важным, но не доминирующим участником «концерта цивилизаций». Она обладала большим потенциалом развития, которое, по-видимому, обеспечивалось не только многообразием «точек роста», но и относительной слабостью сдерживающих этот рост факторов. До поры до времени это преимущество Европы остается не выявленным. Многие регионы Мир-Системы продолжают развиваться, и весьма динамично, без ощутимого воздействия импульсов, исходящих из латинской Европы. Еще один миг — и в следующем XVI в. ситуация радикально изменится.

Принципиально новый этап познания европейцами ранее неизвестного им мира за пределами Европы получил в географической и исторической науке название «Великие географические открытия». Так принято называть открытия новых земель и торговых путей, совершенные европейскими путешественниками с конца XV до середины XVII в. Являясь результатом развития средневековой Западной Европы, они не включают даже самые замечательные открытия, сделанные в это же время мореплавателями других регионов (Китая, Океании и т. д.). Более спорным в этом плане остается вопрос о масштабных русских открытиях в Сибири в конце XVI — середине XVII в. (подробнее см. в главе по истории России в XVII в.). Несмотря на определенное сходство с испанской Конкистой Америки, в целом действия русских землепроходцев имели иные предпосылки и результаты. Показательна судьба открытия Берингова пролива, отделяющего Азию от Северной Америки (Федот Попов и Семен Дежнев, 1648 г.). В допетровской России оно не было по достоинству оценено и востребовано, оказалось забыто и вновь совершено в XVIII в. экспедицией Витуса Беринга — на сей раз в очевидной связи с европейской традицией, но уже в совсем иную эпоху.

Понятие «географическое открытие» в его историческом контексте не сводится к первому посещению какой-либо территории тем, кто совершает открытие, но предполагает установление прочных и важных для обеих сторон контактов. В этом смысле открыли Америку не викинги, плававшие у берегов с рубежа X–XI вв., а Колумб, хоть он и был убежден, что открыл не новую часть света, а новый путь на Восток.

С конца XX в., в преддверии и в ходе празднования 500-летних юбилеев открытия Америки и морского пути в Индию, развернулась острая полемика об историческом смысле происходивших тогда событий и о применимости к ним понятия «открытие». Общественные деятели и ученые ряда стран Латинской Америки, Азии и Африки отказывались «праздновать начало своего угнетения» и отрицали термин «открытие», предлагая вместо этого говорить о «встрече культур» или уничтожении, «сокрытии» одной культуры другой. «Встреча культур» действительно имела место, но встретились они не на полпути между Европой и Америкой (или Европой и, к примеру, Индией): именно европейцы пришли в Америку и на Восток, чтобы через какое-то время, где раньше, где позже, начать диктовать свою волю. В целом, однако, эти споры сыграли важную роль, обогатив проблематику Великих географических открытий новыми подходами и аспектами.