Ричард Теймс - Япония : история страны

Плотник-умелец Нисиока Дзюнекацу двадцать лет работал над реставрацией Хорюдзи и в результате этого опыта стал еще сильнее уважать построивших его людей и по-новому осознал мерки своего времени. Нисиока убежден, что «...древние не слепо имитировали иноземные стили... Они создавали новые техники, основываясь на глубоком понимании как чужеземных техник, так и местной географии и климата». Здания оснащались выступающими карнизами — с учетом более дождливой японской погоды. Вместо того чтобы помещать главные колонны на каменные основания, их вкапывали глубоко в землю для защиты от тайфунов и землетрясений. Кроме того, Нисиока пришел к выводу, что мастера VII века имели детальное представление о материалах: «Я понял, что Хорюдзи велик не потому, что стар, но потому что сочетает в себе человеческую мудрость с жизнью дерева». «Обратная инженерия», проводимая Нисиокой при демонтаже, обнаружила рациональное научное обоснование народной мудрости мастеров, которые считали, что древесину с растущих на южных склонах деревьев надо использовать для южной стороны строений, а ту, что взята с северных склонов, — для северной стороны. «Другими словами, покупайте не дерево, а гору».

Реставратор открыл, что этот принцип неукоснительно соблюдался в Хорюдзи. Деревья с южных, солнечных склонов отличаются большим числом веток и, следовательно, сучков, которые делают их крепче. В Хорюдзи вся древесина южной части главного зала Будды как раз в таких сучках, тогда как северная сторона не имеет сучков вовсе. Подобная дихотомия применялась и к деревьям из долины и с гор: деревья в долине растут прямыми, но слабыми, «как люди, растущие в благоприятной среде, окруженные семьей и слугами... Деревья, как и люди, зачастую становятся сильными только тогда, когда в своем взрослении сталкиваются с трудностями». Более слабая древесина не бесполезна, но должна комбинироваться с сильной надлежащим образом:

Пагода Хорюдзи

Сегодня и сильную, и слабую древесину разрезают на одинаковые по длине части и сочетают на старый манер. Однако (древние) строители... внимательно следили, чтобы древесина, которая сплеталась в разных направлениях, укладывалась в стабильную, прочную структуру... Фрагменты сочетали так, чтобы обеспечить баланс. Если слабый фрагмент дерева шел внизу, то вверху следовало положить сильный... Вот почему здание смогло простоять 1300 лет.

Проводимые Нисиокой сравнения — не пустые комплименты. Проигнорировав указанные выше принципы «жизни дерева», строители XVIII века, которые возводили в Никко комплекс-усыпальницу Тосегу, смогли сделать всего лишь недолговечные «декоративные конфетные коробки». Красота не украшенного орнаментами Хо-рюдзи возникает от великолепия структуры: она «подобна великому чемпиону сумо. Одетый в скромную набедренную повязку, он сокрушает одной силой своего внушающего благоговение физического облика». Напротив, Тосегу похож на надевшую на себя слишком много одежд гейшу, падающую от числа облачений, которые сами по себе легко разорвать одним прикосновением.

Изыскания Нисиоки привели к грандиозному открытию — строительному наследию пяти веков: «Период Мурома™ в XIV-XVI веках отмечает смещение акцентов японской архитектуры от структуры к орнаментам. По моему мнению, со времен Муромати вся архитектура находится в упадке».

Что же касается стандартов конца XX века:

Никто вообще не думает о жизни дома... Деревянные дома, возводимые в соответствии с современным законом о строительных стандартах, рассчитаны на двадцать пять лет... Однако, чтобы кипарис достиг высоты, достаточной для изготовления единственной храмовой колонны, требуется шестьдесят лет. Если люди будут избавляться от дерева после двадцати пяти лет использования, земля станет пустыней. Это глупость, что Япония... страна, которая называет себя культурным государством, придерживается подобной практики. Зло коренится в убеждении, что за деньги можно купить все; что деньги дают людям свободу делать все, что им заблагорассудится.

С китайской культурой пришла и система китайского письма, трансформированная по лингвистическим и социальным причинам. Японский и китайский языки принадлежат к совершенно разным группам со значительными отличиями в грамматике и фонетике. Например, китайский является тональным языком: смысл слов задается ударениями. Японский язык атонален. Китайские слова тяготеют к односложности, японские же часто состоят из большого числа слогов. Приспособление китайской орфографии к передаче японских смыслов оказалось нелегкой задачей. Китайские иероглифы иногда выражали тот объект, на который походили (т. е. стилизованное изображение горы и означало слово «гора»), иногда же роль играло ударение, стоящее в слове. В конечном счете обе фонетические слоговые азбуки (значения, которые они выражали, не были — в отличие от алфавитов — одним звуком) развились в дополнение китайских иероглифов ( кандзи ). Упрощенная (скоропись) хирагана чаще используется для грамматических функций, а более заостренная каткана — для написания заимствованных из других языков слов.

Социальные барьеры для распространения грамотности были связаны с целями, которым она служила. Письмо пришло в Японию, вероятно, в V-VI веках благодаря корейским писцам; элиту в то время больше занимали внутренние распри и проекты заморских завоеваний. Письменность требовалась в основном для рутинных административных записей типа ведения счетов, переписей и периодического составления дипломатической корреспонденции. Вероятно, уместной аналогией будет работа профессиональных компьютерных специалистов. Как считает Сэнсом:

...возможно, знать полагала, что поскольку она могла купить услуги специалистов, не было никакой причины мучиться самой и учиться читать и писать по-китайски. Пока письмо казалось механической работой вроде умения, скажем, ткать или красить, его можно было оставить клеркам. Впервые правящий класс стал нуждаться в письменности тогда, когда она оказалась проводником новой религии и новой политической философии.

Таким образом, освоение грамоты было неразрывно связано с пониманием тех целей, для которых она нужна. Грамоту надо изучать для духовного развития, даже если это и нелегкое занятие. Официальные хроники должны были составляться для прославления правящей династии и власти наместников. Стихи должны были отражать благородное происхождение и тонкий мир поэта, поэтому часто прибегали к каллиграфии, чьи элегантные линии также служили знаком культурной искушенности писавшего. (Производство кистей и чернил для каллиграфии по-прежнему занимает важное место среди местных ремесел Нары.)