Ольга Семенова-Тян-Шанская - Жизнь «Ивана». Очерки из быта крестьян одной из черноземных губерний

Когда человек в сорок лет умирает и перед оставшимися сверстниками и друзьями его жизнь видна, как долина с горы, то невольно думается, стоило ли жить? «Вкушая, вкусих мало меду и се аз умираю» [2] 1-я книга Царств, 14, 43. … Каждое желание, каждое слово ушедшего хочется исполнить, выполнить завет — хоть немного отсрочить забвение и непроглядную тень, грозящую рано или поздно всякому смертному.

Ольга Петровна Семенова родилась 28 мая 1863 года. Обычно лето жила в имении своего отца Петра Петровича Семенова-Тян-Шанского в Гремячке, Данковского уезда, Рязанской губернии. Впоследствии она проводила в деревне большую часть года, приезжая в Петербург на три-четыре зимних месяца. Такое долговременное пребывание в тесном общении с народом дало Ольге Петровне при ее наблюдательности и художественной восприимчивости богатый материал, использованный ею и для этнографических статей, и для художественных набросков, которые нельзя иначе назвать, как стихотворениями в прозе.

После смерти Ольги Петровны Семеновой осталось много тетрадок, записных книжек, отдельных клочков бумаги, тщательно ею собранных и исписанных ее отчетливым, своеобразным почерком.

В данном томе «Записок И. Р. Г. О. по Отделению этнографии» издается материал для предполагавшейся большой работы — «Жизнь “Ивана”», в которой рисуется жизнь современного «Ивана» [3] Имя Иван употребляется в книге в двух контекстах: в качестве имени конкретного персонажа и как обозначение собирательного образа русского крестьянина. Во втором случае оно, по большей части, дается в кавычках, в соответствии с изданием 1914 г. , крестьянина одной из черноземных губерний. «Третий сын Иван родился через год или два после реформы» — этими словами начинается жизнеописание Ивана.

Ольга Петровна долго и тщательно собирала материал, и вот наконец началась сводка его, выводы и обобщения. При каждом пункте рамки расширялись, появлялись новые вопросы и т.д. Есть частые повторения, которые нами оставлены, потому что это скорее варианты, чем повторения, и иногда очень ценные… Многое записано Ольгой Петровной наскоро, потому что возникающую мысль она не поспевала облекать в подходящую форму, не отделано, но зато искренне, и чувство правды преобладает над внешней формой. Неожиданная смерть унесла О. П., и все задуманное так и осталось незаконченным. Больная, в полубреду, Ольга Петровна повторяла слова: «Колокол отзвучал, звук рассеялся…»

Нет!.. Тысячу раз нет! Колокол отзвучал, но звук воспринят и продолжает жить. Сила мысли и духовной энергии, вложенная Ольгой Петровной в ее работу, не может исчезнуть и рассеяться, она найдет воплощение в новых молодых силах; «пройдя случайно через чье-нибудь яркое сознание», ее мысль вспыхнет и оживет.

Кроме материала к «Жизни “Ивана”», остались еще тетради со следующими заглавиями:

I) Воспоминания об умерших, о «милых тенях».

II) Автобиографические заметки, нечто вроде дневника.

III) Отдельные мысли, письма и т. п., имеющие общий интерес. Некоторые из этих заметок помещены в «Известиях» И. Р. Г. О. за 1907 г., т. XLIII (в нашей статье: «Памяти О.П. Семеновой»), а некоторые мы печатаем здесь вместо биографического очерка. Почему мы, ее друзья, не решаемся писать ее биографию, ясно будет уже из первого отрывка.

Давно уже меня тревожит желание передать другим свою частицу жизни. Желание это доходит иногда до красного каления, но, часто, часто, задумываешься над незначительностью, полной пустотой своего существования и останавливаешься. Что в том, что временами кажется, будто что-то горит внутри ярко и горячо? Ведь рядом с этим таким безотрадным, тяжелым камнем гнетут сознание долгие годы бесполезного существования. Правда, судьба трепала меня довольно беспощадно, но кому… самое беспощадное горе связывало руки? А я только сидела и плакала, плакала всю лучшую пору своей жизни, изо дня в день притупляя в себе сознание, что жизнь не дается дважды, что праздные силы не крепнут и не молодеют с годами, что не остановить солнца, если к вечеру примешься за долгий труд…

Всё это относится к моему личному Я. Но жизнь сталкивала меня со многими людьми: многие из них уже ушли безвозвратно, — уйдут понемногу и другие… И вот — их-то милые тени хочется, хотя бы слабо, запечатлеть на бумаге. Быть может, когда-нибудь впоследствии, пройдя случайно через чье-нибудь яркое сознание, мои бледные образы вспыхнут и оживут хоть на мгновение?

Ради этого «быть может», ради небольшой отсрочки забвения и непроглядной тени — решаюсь взяться за перо.

..Помнится детское наше рассуждение: «Когда умрет бабушка, невозможно будет жить без нее, и мы лучше умрем». Кто мог внушить маленьким детям мысль о смерти — не знаю; мы никогда ее не видали, но иногда, глядя на бабушку, живо представлялось, что ее не будет, что мы более никогда ее не увидим, не услышим, и сердце разрывалось от боли при этом представлении. А иногда увидишь, что она задумалась, и вдруг мелькнет мысль, что и у нее в голове страшная разлука, с тоской бросаешься к ней: «Почему ты такая скучная, бабушка? Бабушка, не будь такая!» И когда она, бывало, улыбнувшись, скажет: «Что за глупости», тревожно смотришь ей в глаза, не доверяя ей, подозревая, что она «успокаивает» нас только…

Долго, долго не можешь оторвать глаз от вновь склонившейся над книжкой седой головы и так страстно, страстно желаешь удержать ее, не дать ей уйти.

Сказать несколько слов о своих мечтах? Это легко, но еще легче показаться смешной. Ведь мечты мои до глупости заносчивы. Когда подумаешь, что в сравнении с другими многими (о которых говорят, что они «подают надежды») я представляюсь тем же, чем вставший на ноги и в первый раз удержавшийся в вертикальном положении ребенок (вот какое поэтичное сравнение) представляется сравнительно с ходящими уже людьми. Хорошо еще, если будущее покажет, что имела хоть какое-нибудь право быть заносчивой, но если случится противное (а это так возможно), то как смешна и жалка буду я со своими мечтами! А мечтаю я вот о чем. Не над многими (увы, или слава Богу?), но над некоторыми, я знаю, как властна природа, и вот выразить хоть для этих немногих те чувства, которыми она (природа) охватывает человека, — моя мечта. Эти чувства не холодный восторг перед красотой, нет — это какая-то таинственная связь не с красотой (в общепринятом смысле) даже, а с чем-то вечным, стихийным и родным, связь, которая в иные минуты так властно дает о себе знать, что забываешь всё, делаешься не своим, так как от всего своего, чем в другое время живешь, не остается тогда и следа. Власть и силу эти, бесконечно разнообразные в своих проявлениях, и хотелось бы передать.