Сима Чиркович - История сербов

Объемная и разнообразная издательская деятельность, продукция которой во многом состояла из переводов и адаптации, была бы невозможна без переводчиков и авторов, рожденных в сербской среде и претендовавших на то, чтобы оказывать на нее влияние. Эти своеобразные интеллектуальные посредники, как, впрочем, и другие образованные сербы, воспринимали современные идеи, в том числе те, что оспаривали правомочность современного государственного устройства, призывая к переменам и даже переворотам. Так, в последнее десятилетие XVIII в., посредством солдат и офицеров, в сербскую среду проникали из Франции революционные лозунги «свободы, равенства, братства». Но все-таки идеи просвещения, которые популяризировались в сочинениях сербских авторов, оказывали гораздо большее воздействие на общество; с радикальными же взглядами Вольтера и Бейля был знаком узкий круг образованных лиц, не исключая иногда и митрополитов. Широкую известность снискали произведения Захарии Орфелина, Досифея Обрадовича (ок. 1740–1811), Алексия Везилича (1743–1792), Йована Мушкатировича (1743–1809), Атанасия Стойковича (1773–1832) и др.

Они переносили на сербскую почву немецкий вариант просвещения, в котором акцент делался не на революции или перевороте, а на исправлении мира в процессе духовного самосовершенствования и просвещения личности. Сербские просветители, и в первую очередь Д. Обрадович, с позиции разума и добродетели обличали не только недостатки отдельных людей, но и общественные институты, дурные обычаи и суеверия. Критические стрелы направлялись и в адрес монастырей, алчного духовенства, безграмотных монахов. При этом основы веры оставались неприкосновенными. Идеалом считалась умеренная набожность и добродетель в сочетании с просвещенностью, которую возвеличивали даже епископы и православные богословы, подобно Йовану Раичу.

Однако к концу века сербская элита разделилась. Раскол произошел не только по вопросу об отношении к реформам, осуществляемым абсолютистской властью, но и в связи с актуальными политическими проблемами. Проявлением культурной зрелости и выросшего самосознания следует считать дискуссии и выступления на Темишварском соборе 1790 г., показавшем, что во время антиабсолютистского восстания, вспыхнувшего после смерти Иосифа II, сербы не желали мириться с участью объекта спора и дележа между Веной и венгерскими сословными институтами. Единодушные в стремлении быть активным субъектом политики, они разделились на две группы — одни, апеллируя к «привилегиям», требовали признания Баната своей территорией, другие же выступали за придание «привилегиям» статуса закона Венгерского королевства и за право сербов быть представленными в Венгерском саборе. Анализируя свое положение, первые полагали, что являются народом «в идейном смысле», ибо не имеют своей территории. Вторые считали главным недостатком отсутствие «благородного» дворянского правящего класса. Однако общее соотношение сил не изменилось. Что хорошо видно на примере Иллирской дворцовой канцелярии, основанной вначале 1791 г. по настоянию сербов, но уже в июне 1792 г. упраздненной под давлением венгерских сословных институтов.

В XVIII в., в результате соприкосновения с христианским миром, сербы создали богатую и разностороннюю культуру, доставшуюся в наследие следующим поколениям. Многочисленность и институциональная организованность, а также образовательный уровень сербского населения в империи Габсбургов позволили ему воспринять и развить это наследие. Постепенно оно становилось доступным и жителям собственно Сербии, вступившей в 1804 г. на путь освобождения.

Восстановление турецкого владычества в Сербии после Белградского мира выявило существенные изменения структуры и принципов функционирования власти в Османской империи. Наряду с воссозданием санджаков и нахий появилась и новая, более обширная военно-административная единица — серхат (приграничная область), напрямую подчиненный Порте. Во главе серхата со столицей в Белграде стоял наместник в ранге визиря — мухафиз [27] С этого времени вошло в обиход неофициальное название его владений — Белградский пашалык. .

Тимары (ленные владения) возвращались спахиям (помещикам), которые, однако, перестали быть главной военной силой. Во всем Белградском пашалыке их осталось около девятисот. Основными элементами турецкой оборонительной системы являлись крепости и расквартированные в городах гарнизонные части, численный состав которых сокращался. В противовес этому постоянно возрастало количество и влияние янычар, которые уже давно не могли считаться гвардией султана. Из столицы они перебирались в разные города и в мирное время занимались ремеслами, торговлей и др. Продолжая, тем не менее, получать жалованье за службу. Настойчиво стремясь стать землевладельцами-феодалами (чифтлик-сахибиями), в подчинении у которых находилась райя, янычары были не только источником произвола и насилия, но и препятствием к осуществлению политики султана в отношении покоренного населения.

Османская империя уже не напоминала государство, некогда славившееся строгим порядком и главенством закона. Царедворцы и наместники султана вели междоусобную борьбу, занимаясь казнокрадством и распоряжаясь армией как собственной гвардией. А Порта не имела возможности призвать к ответу тех, кто, находясь в отдаленных областях Империи, забывал о верноподданническом долге. В Белградском пашалыке эти слабости режима проявлялись и в период мирных отношений с Австрией (1739–1788), и особенно после войны 1788–1791 гг.

Сербия в значительной мере опустела. Согласно турецкой переписи 1741 г., из 1546 сел население сохранилось только в 592; 721 село считалось пустующим, а 233 были охарактеризованы как давно заброшенные. Таким образом, только в трети сел имелись жители. В результате постепенной миграции, в первую очередь из горных скотоводческих районов, а также в результате колонизационных мер, носивших ограниченный характер, численность населения постепенно увеличивалась. Развивалось животноводство, во многом благодаря росту спроса на скот, вывозившийся в Австрию. Преимущественно разводили свиней, которые паслись в обширных дубовых рощах.

Положение сербов, находившихся под турецкой властью, серьезно ухудшилось в результате упразднения Печской патриархии в 1766 г. После ухода Арсения IV, который еще целое десятилетие находился во главе церкви в Австрии, османы возвели на Печский престол другого патриарха, в результате чего связи между различными частями сербской церкви пресеклись. Позже отношения были восстановлены, что, однако, не помогло раздавленной долговым бременем Печской патриархии. Вселенская патриархия заплатила по ее долгам, но за это перевела под свою юрисдикцию остававшиеся под турками сербские епархии. Константинополь прислал своих владык и священников, которым, по воспоминаниям современника, требовались переводчики для исповедования прихожан. Наиболее тяжелым следствием всего происшедшего стало разрушение единой церковной организации, служившей в предыдущие столетия гарантом единства сербов. Теперь же одни из них подчинялись Вселенскому патриарху, другие — Карловацкому митрополиту, третьи — греческому митрополиту, чья кафедра располагалась в Венеции. Зетские митрополиты, со временем возглавившие светскую власть в Черногории, устанавливали отношения то с Россией, то с Карловацкой митрополией.