Дэвид Холловэй - Сталин и бомба: Советский Союз и атомная энергия. 1939-1956

Аналогичная попытка установить контроль привела к расколу с Югославией. Югославские коммунисты, пришедшие к власти благодаря упорной борьбе с фашизмом и победе на выборах, обладали самостоятельностью, которой недоставало лидерам коммунистических партий других восточноевропейских стран [309] Советский посол в Белграде жаловался в своих сообщениях в Москву, что югославы слишком выделяют роль партизанского движения в освобождении своей страны. См.: Конфликт, которого не должно было быть// Вестник Министерства иностранных дел СССР. 1990. № 6. С. 54. . Когда Сталин в январе 1948 г. узнал, что Югославия обещала послать свою дивизию в Албанию для охраны границы с Грецией, он в своем послании в Белград предупредил, что «англосаксы» могут использовать это как предлог для военной интервенции, чтобы «защитить» независимость Албании. Затем последовало новое послание в более угрожающем тоне: «ненормально», что Югославия приняла такое решение без консультации с Советским Союзом и даже не информируя его {1379} 1379 Гиренко Ю.С. Сталин — Тито. М.: Политиздат, 1991. С. 336–337. .

Сталин вызвал югославскую делегацию в Москву. Он совершенно ясно высказался против партизанщины и заявил, что революция в Греции сворачивается. Он также дал ясно понять, что Москва определенно желает контролировать внешнюю политику своих союзников. По настоянию Сталина Молотов и Эдвард Кардель, югославский министр иностранных дел, подписали соглашение о консультациях по вопросам внешней политики {1380} 1380 Djilas M. Conversations with Stalin. Harmondsworth: Penguin Books, 1963. P. 136, 141; Kardelj E. Reminiscences. L.: Blond and Briggs, 1982. P. 108. . Однако это не помогло преодолеть раскол. В Шклярской Порембе югославы поддержали московскую точку зрения о взаимодействии коммунистических партий. Теперь же, утверждая принцип автономии партий, который прежде она сама помогла подорвать, Югославия обнаружила себя в изоляции. 28 июня 1948 г. Коминформ исключил Югославию из своего состава и призвал югославских коммунистов сбросить режим Тито. Сталин ошибочно считал, что «здоровые» (просоветские) элементы сменят Тито на кого-нибудь более уступчивого {1381} 1381 Khrushchev N. S. Khrushchev Remembers: The Glasnost Tapes. Boston: Little Brown, 1990. P. 102–103. .

К концу 1947 г. холодная война началась всерьез. С точки зрения Москвы, однако, непосредственной угрозы войны не было. Жданов исключал эту опасность в своем докладе на заседании Коминформа. Во время встречи с Пьетро Ненни 25 ноября 1947 г. Маленков сказал, что Центральный Комитет не считает войну неизбежной. Соединенные Штаты не расположены начать войну, сказал он, но ведут холодную войну, войну нервов с целью шантажа. Советский Союз не запугать, и он будет продолжать свою политику. Должны быть мобилизованы все миролюбивые силы. Когда Соединенные Штаты решат начать войну, сказал Маленков, они не объявят ее первыми, а будут подстрекать к ней в Европе, используя при этом Грецию, де Голля, если он придет к власти во Франции, де Гаспери в Италии или Франко в Испании {1382} 1382 Nenni P. Tempo di Guerra Fredda: Diari 1943–1956. Milan: Sugar Co Edizioni, 1981. P. 400. .

Хотя послевоенная демобилизация закончилась в 1947 г., советская военная политика не проявляла какого-либо страха перед неизбежностью войны. В декабре 1947 г. Вячеслав Малышев был назначен заместителем Председателя Совета министров, на него возлагалась особая ответственность за военные исследования, разработки и производства {1383} 1383 Чалмаев В. Малышев. М.: Мол. гвардия, 1978. С. 311. . [310] В то время не освещалась особая ответственность Малышева за военную технику и ее производство, но впоследствии это стало очевидным. Из этого следует, что теперь планировалось некоторое увеличение военного производства, а также исследований и разработок, но в 1947 или в 1948 г. еще не было признаков наращивания вооруженных сил [311] Осенью 1947 г. Москва учредила Комитет по информации, возглавляемый Молотовым, для координации и оценки данных иностранной разведки. Это было ответом на создание в этом году ЦРУ. См.: Andrew С., Gordievsky О. KGB: The Inside Story. N.-Y: Harper Collins, 1990. P. 381. . Советские руководители продолжали рассматривать атомную бомбу, по крайней мере в близкой перспективе, как политическую, а не военную угрозу.

6 ноября 1947 г. в речи в честь тридцатилетней годовщины Октябрьской революции Молотов заявил, что «нечто вроде новой религии распространилось в экспансионистских кругах в США: не имея веры в свои собственные силы, они слепо верят в секрет атомной бомбы, хотя этот секрет давно перестал быть секретом» {1384} 1384 Molotov V. M. Problems of Foreign Policy… P. 488. (курсив мой. — Д. X.). Момент для произнесения этих слов не был продиктован каким-либо особым обстоятельством, связанным с атомным проектом; но, скорее, был связан с международным положением вследствие образования Коминформа. Это был ход в войне нервов, еще одна попытка заставить Соединенные Штаты оставить идею, что посредством бомбы можно добиться выгоды.

Администрация Трумэна не восприняла молотовское заявление всерьез и чувствовала себя в безопасности, монопольно владея ядерным оружием {1385} 1385 См. меморандум от 13 ноября 1947 г., написанный Эдмундом А. Гэлайоном, специальным помощником заместителя государственного секретаря Ловетта: FRUS. 1947. I. Р. 861. . Москве, однако, казалось, что заявление произвело впечатление. Секретный бюллетень информационного бюро Центрального Комитета сообщал, что в западной прессе оно рассматривалось как сенсация. «Большинство реакционно настроенных политиков и журналистов, — сообщалось в нем, — сознавая, что широкие массы людей без сомнения поверят заявлению товарища Молотова, и что империалистический лагерь потерял, таким образом, одно из своих наиболее мощных средств шантажа, пытаются доказать, что Советский Союз, зная секрет атомной бомбы, еще не овладел “технологией производства” в этой области» {1386} 1386 Зарубежные отклики на доклад В.М. Молотова о тридцатилетии Великой Октябрьской социалистической революции// Бюллетень Бюро информации ЦК ВКП(б): Вопросы внешней политики. М» 22(69). 1947. 15 нояб. С. 2. РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 128. т. 1, д. 265. .

Блокада Берлина в июне 1948 г. вызвала первый ядерный кризис в холодной войне. С ростом разобщенности в Европе германский вопрос смещался в центр событий. В ноябре — декабре 1947 г. в Лондоне состоялось заседание Совета министров иностранных дел, на котором была предпринята еще одна попытка решить германский вопрос. Молотов по-прежнему настаивал на репарациях и четырехстороннем контроле над Руром и требовал образования общегерманского правительства, которое могло бы вести переговоры о мирном договоре с союзниками. На фоне расширяющихся стачек в странах Западной Европы Соединенные Штаты и Великобритания стали настороженно относиться к советским предложениям, усматривая в них стремление сделать Германию добычей Советского Союза {1387} 1387 Bullock A. Ernest Bevin: Foreign Secretary. L.: Heinemann, 1983. P. 489. . Лондонская встреча не привела к соглашению, и это усилило растущую уверенность Запада в необходимости образования западногерманского государства. В феврале 1948 г. делегаты из Соединенных Штатов, Великобритании и Франции и позднее — стран Бенилюкса встретились в Лондоне для обсуждения положения в Германии. 6 марта они объявили о предварительном соглашении по созданию западногерманского правительства. Дальнейшие дискуссии 1 июня вылились в Лондонскую программу о проводимых мероприятиях и последовательности их выполнения {1388} 1388 Ibid. P. 531, 547, 566–567; Shlaim A. The United States and the Berlin Blockade. 1948–1949. Berkeley: University of California Press, 1983. P. 33–34, 149–150. . Это окончательно закрыло двери для четырехстороннего урегулирования проблемы Германии.