Дэвид Холловэй - Сталин и бомба: Советский Союз и атомная энергия. 1939-1956

В ноябре атомная бомба сыграла новую роль в советско-американских отношениях. 11–15 ноября Трумэн вел в Вашингтоне переговоры с Клементом Эттли и канадским премьер-министром Маккензи Кингом о международном контроле над атомной энергией {791} 791 Gowing M. Independence and Deterrence: Britain and Atomic Energy, 1945–1952. Vol. 1: Policy-Making. L.: Macmillan, 1974. P. 73–77; Hewlett R., Anderson, Jr. О.Е. The New World: A History of the United States Atomic Energy Comission. Vol. 1: 1939–1946. Berkeley: University of California Press, 1990. P. 455–469. . В конце встречи все трое заявили, что они хотят воспрепятствовать использованию атомной энергии для разрушения и содействовать ее применению в мирных целях. Они поддержали распространение фундаментальных научных исследований, но не «специализированной информации, относящейся к практическому применению атомной энергии», прежде чем не будут установлены и проведены в жизнь эффективные меры против ее военного использования {792} 792 Gowing M. Independence and Deterrence… P. 83. . Они призвали образовать комиссию при Организации Объединенных Наций по изучению возможностей ликвидации атомного оружия и использования атомной энергии в мирных целях.

В этом заявлении не упоминался Советский Союз, но неделей позже Бирнс решил поднять вопрос об атомной энергии перед Москвой. Бирнс очень хотел выйти из тупика, в который зашла лондонская встреча, и решил использовать бомбу как приманку, а не как скрытую угрозу. 23 ноября он предложил созвать встречу министров иностранных дел Соединенных Штатов, Великобритании и Советского Союза в декабре в Москве. Он дал указание своим сотрудникам подготовить предложения по международному контролю над атомной энергией. Николай Новиков, советский поверенный в Вашингтоне, телеграфировал в Москву, что предложение обсудить международный контроль над атомной энергией «представляет новый тактический подход к отношениям с СССР, сущность которого может быть сформулирована следующим образом: с одной стороны, использовать атомную бомбу как средство политического давления, которое должно вынудить Советский Союз подчиниться воле Вашингтона и ослабить положение СССР в Организации Объединенных Наций, Восточной Европе и т. д., а с другой стороны, реализовать это в такой форме, чтобы как-то смягчить агрессивный характер англо-саксонского альянса “атомных держав”» {793} 793 Scott P. A. Diplomat Reports// Cold War International History Pro-ject Bulletin. Spring 1992. P. 21. . Молотов быстро согласился на встречу {794} 794 Hewlett R., Anderson, Jr. О.Е. The New World… P. 469–472; Her-ken G. The Winning Weapon… P. 66–68. . Когда Бирнс поставил вопрос об атомной энергии во главу повестки дня, Молотов передвинул его в самый конец. Таким образом, писал Бирнс позднее, «он дал мне понять, что считает эту тему маловажной» {795} 795 Byrnes J. F. Speaking Frankly. N.-Y.: Harper and Brothers, 1947. P. 111. . В Лондоне Молотов старался разоблачить бомбу как политическую угрозу; теперь он пытался обесценить ее политическое значение.

К удивлению Бирнса, вопрос об атомной энергии был согласован в Москве без особых трудностей {796} 796 Ibid. P. 122; Conant J. B. My Several Lives. N.-Y.: Harper and Row, 1970. P. 481. . Молотов согласился способствовать на первой сессии Генеральной Ассамблеи Объединенных Наций в январе 1946 г. принятию совместной резолюции по учреждению комиссии для выработки предложений по международному контролю над атомной энергией {797} 797 FRUS. 1945. V. II. P. 822–824. . Молотов настаивал, чтобы комиссия управлялась не Генеральной Ассамблеей, а Советом Безопасности, в котором Советский Союз имел право вето; Бирнс принял это предложение {798} 798 Documents on British Policy Overseas. Series I. Vol. II. P. 855; запись встречи трех министров иностранных дел 24 декабря. . Советский Союз ничего не терял, принимая предложение Бирнса; его отклонение могло подтолкнуть Соединенные Штаты и Англию к более тесному сотрудничеству и показать, что Советский Союз реально озабочен американской монополией. Сталин и Молотов вряд ли ожидали большой выгоды от Комиссии ООН. Западные союзники не информировали их о бомбе, когда все три державы сражались с Германией, поэтому не было оснований ожидать, что они раскроют свои секреты теперь.

На обеде в Кремле в канун рождества Молотов вернулся к тактике, которую он использовал в Лондоне. Бирнс взял с собой в Москву Джеймса Конанта в качестве советника по вопросам атомной энергии; Конант надеялся встретиться с некоторыми советскими ядерщиками, но советские власти не разрешили этого. Молотов предложил тост за Конанта, сказав (согласно записи в дневнике Конанта), что «после нескольких бокалов, возможно, мы изучим секреты, которые у меня есть, и нет ли у меня в кармане атомной бомбы, чтобы достать ее оттуда» {799} 799 Conant J. В. Moscow Diary. December 24, 1945. Conant Papers. Harvard University. . Когда все встали, чтобы выпить за этот тост, вмешался явно разгневанный Сталин. «Выпьем за науку и американских ученых и за то, что они сделали. Это слишком серьезная тема, чтобы шутить, — сказал он. — Мы должны теперь работать вместе, чтобы использовать это великое изобретение в мирных целях» {800} 800 Ibid. См. также: Conant J. B. My Several Lives… P. 482. .

Чарльз Болен, бывший членом американской делегации, позднее писал: «Мы увидели, как Сталин резко изменил советскую политику без всякой консультации со своим человеком номер два. Униженный Молотов не изменил выражение лица. С этого момента Советский Союз признал за атомной бомбой то значение, которого она заслуживала» {801} 801 Bohlen С.Е. Witness to History. 1929–1969. N.-Y.: W. W. Norton, 1973. P. 249. . Но Сталин воспринял атомную бомбу всерьез еще со времени Хиросимы и, конечно, поддерживал молотовскую тактику в атомной дипломатии. Сталинский выпад, возможно, свидетельствует о том, что он воспринял угрозу атомной дипломатии менее серьезно, чем Молотов, или — что более вероятно — он посчитал, что Молотов, чье упрямство иногда выводило его из себя, слишком далеко зашел в своей шутке насчет «бомбы в кармане» [195] Жуков вспоминал, что Сталин часто выходил из себя из-за упрямства Молотова (разговор с писателем Константином Симоновым, см.: Маршал Жуков: Полководец и человек. Т. 2. М.: Новости, 1988. С. 201.). . Если же имело место унижение Молотова, как предполагает Болен, то Сталин, несомненно, получил от этого удовольствие.

Советское правительство было удовлетворено встречей в Москве. В своих мемуарах Новиков пишет, что «принципиальная и твердая позиция Советского правительства», продемонстрированная на встрече в Лондоне, «заставила западные державы отказаться от тактики лобового нажима и искать взаимоприемлемые решения по важнейшим вопросам послевоенного периода» {802} 802 Новиков Н.В. Воспоминания дипломата: Записки 1938–1947. М.: Политиздат, 1989. С. 306. . [196] Советский историк, работавший в Министерстве иностранных дел в то время, назвал лондонскую встречу «первой радикальной попыткой (атомного) давления на СССР» См.: Трухановский B. Г., Капитонова Н.К. Советско-английские отношения. 1945–1978. М.: Междунар. отн-ия, 1979. С. 33. Трухановский был тогда в Министерстве иностранных дел. Авторы не развивают свой комментарий, за исключением вывода о том, что Англия и Соединенные Штаты хотели покончить с сотрудничеством в рамках антигитлеровской коалиции. О советской озабоченности по поводу атомной дипломатии см. также: Борисов А.Ю. СССР и США. Союзники в годы войны. 1941–1945. М.: Междунар. отнния, 1983. С. 259–260. Этот новый подход, считал он, проявился и на московской встрече. Бирнс согласился признать болгарское и румынское правительства в обмен на символические изменения в их составе; он также согласился на учреждение беззубого Союзного Совета по Японии, в котором был бы представлен Советский Союз. Бирнсу не удалось получить заверения от Советского Союза о выводе войск из Северного Ирана, который он оккупировал во время войны, или выяснить советские намерения в отношении Турции. Сталин написал Трумэну, что он удовлетворен результатами встречи {803} 803 Новиков Н.В. Воспоминания… C. 306. .