П Сталь - Новый швейцарский Робинзон

Чтобы предупредить такие остановки, я придумал спуститься вдоль ручья к морю, по открытому прибрежью которого мы могли бы двигаться быстрее.

Едва прошли мы несколько шагов в этом направлении, как наши собаки кинулись в густую траву, ворча так, как будто они схватились со свирепым животным.

Фриц, положив палец на спуск своего заряженного ружья, отважно двинулся вперед. Эрнест в тревоге поместился подле матери, но также приготовил ружье. Жак неустрашимо кинулся за Фрицем, оставив ружье на перевязи. Я хотел пойти за ним, чтобы в случае нужды защитить его, когда услышал его восклицающим во все горло:

- Папа, иди скорее, скорее! Дикобраз! Чудовищный дикобраз!

Я ускорил свой бег и вскоре увидел, действительно, дикобраза, хотя и не чудовищного, каким объявил его Жак. Собаки бесновались около животного, на которое они не могли нападать, не платясь каждый раз за свою дерзость. Дикобраз защищался очень своеобразно: став к неприятелям спиной, уткнув голову между передними лапами, он пятился назад, подняв свои иглы и потрясая ими, так что они издавали странный звук. Всякий раз, как собаки бросались на дикобраза, они получали несколько ран. Пасть их была окровавлена, и на мордах даже торчало несколько глубоко вонзенных игл.

Фриц и я ожидали минуты, когда мы могли выстрелить в дикобраза, не опасаясь ранить собак. Жак, не понимая причины нашей медлительности и более нетерпеливый, приставил один из своих пистолетов почти в упор дикобраза и выстрелил. Дикобраз упал мертвым.

Фриц был отчасти рассержен успехом своего брата и воскликнул:

- Экий неосторожный! Ты мог не только убить которую-либо из собак, но и ранить нас, стреляя так близко.

- Ранить вас! - повторил гордый охотник. - Уж не думаешь ли ты, что только ты умеешь обращаться с ружьем?

Видя, что Фриц хочет возражать, я поспешил вступиться: "Правда, Жак мог бы поступить менее торопливо; но ты сердишься за то, что он лишил тебя возможности показать свою ловкость. А это нехорошо, друг мой. Нужно честно признавать заслуги других, чтобы и наши заслуги были признаваемы. Итак, не сердись. Твоя очередь придет. Подайте друг другу руку и помиритесь".

Ни тот, ни другой не были злы. И потому они искренне пожали друг другу руку, и мы стали думать лишь о том, как унести дикобраза, о мясе которого я знал, что оно очень вкусно.

Жак, со своей обычной опрометчивостью, схватил добычу руками и в нескольких местах укололся до крови.

- Поищи веревки, - сказал я: - свяжи животному лапы, и ты, и Фриц понесете его на палке, которую каждый из вас возьмет за один конец.

Но, сгорая нетерпением показать свою добычу матери и братьям, Жак обвязал платком шею дикобраза и потащил его к месту, где остановился караван.

- Смотри, мама! - кричал он, приближаясь: - смотрите, Эрнест, Франсуа, какое славное животное я убил!.. Да, это я убил его. Я не испугался его тысячи копий; я подошел и выстрелом из пистолета... - паф!.. Он и упал мертвым. Я не промахнулся. Мясо его очень вкусно, говорит папа.

Мать поздравила сына с его храбростью и ловкостью.

Эрнест, приблизившись, со своим обычным хладнокровием стал очень внимательно рассматривать дикобраза и заметил, что у этого животного в каждой челюсти было по два резца, подобных резцам зайца и белки, и короткие закругленные уши, которые издали напоминали уши человека.

Жена и я сели, чтобы вытянуть из морд наших собак засевшие в них иглы.

- Скажи, - обратился я к Жаку: - не боялся ты, что дикобраз пустит в тебя свои иглы и пронзит тебя насквозь? Говорят, дикобразы способны на это.

- Я и не думал об этом, - возразил он: - но во всяком случае, ведь я понимаю, что это только сказка.

- Однако ты видишь, что дикобраз не пощадил наших собак.

- Правда, - возразил Жак, - но они накинулись на животное; а если бы они держались поодаль, то, конечно, не были бы ранены.

- Справедливо, дитя мое, и я радуюсь, что ты умеешь остерегаться неправдоподобных рассказов. Дикобраз вовсе не может метать свои иглы; но так как часто должно было случаться, что дикобраз терял свои иглы в стычках, подобных виденной нами, то и родился предрассудок, который ты не признаешь за правду.

Решившись взять дикобраза с собой, я обернул его сперва толстым слоем сена, а потом одним из наших одеял и привязал эту ношу на спину осла, позади маленького Франсуа. Затем мы отправились дальше.

Но вскоре осел вырвался из рук жены, которая держала его за повод, и бросился вперед, делая уморительные скачки, которые очень позабавили бы нас, если бы мы не опасались за сидевшего на осле маленького Франсуа.

Фриц побежал за ослом и при помощи собак, которые преградили дорогу животному, скоро схватил его за повод.

Стараясь найти причину такой внезапной перемены в обыкновенно миролюбивом и спокойном настроении осла, я вскоре открыл, что иглы дикобраза, проткнув сено и одеяло, очень неприятно раздражали кожу нашего вьючного животного.

И потому я поместил нашу добычу уже не на спине осла, а на волшебном мешке, предостерегая Франсуа, чтобы он не прислонялся к ней.

Фриц, может быть, с целью поправить свой промах, зашел вперед каравана. Однако, мы достигли Обетованной Земли без всякой новой встречи.

- Чудо! - вскричал Эрнест, увидев высокие деревья, к которым мы приближались. - Какие громадные растения! Они не ниже стрелки страсбургского собора!.. И как богата здесь природа! Какая прекрасная мысль мамы покинуть пустынную местность, в которой мы жили!

Затем он обратился ко мне с вопросом: не знаю ли я названия этих деревьев?

- Деревья эти нигде не описаны, - ответил я, - и, по всей вероятности, мы первые из европейцев видим их. Но когда нам удастся поселиться на этих деревьях, и самый ловкий медведь не доберется к нам по их обнаженным стволам.

- А каковы наши деревья? - спросила меня жена.

- Я понимаю твой восторг, - ответил я: - и выбор твой прекрасен.

- Да, недурен, - возразила она, шутя погрозив мне пальцем. - Вот неверующий, который не хочет верить ничему, чего не видел!

Я выслушал этот дружеский упрек с улыбкой.

Мы остановились. Первой заботой нашей было развьючить наших животных, которым мы предоставили свободу пастись в окрестности, связав им предварительно передние ноги. Только свинья была оставлена совершенно свободной.

Выпустили мы также кур и голубей; куры принялись шарить около нас, а голуби взлетели на ветви деревьев, откуда они не приминули бы спуститься при первой даче корма.

Мы легли на покрывавшую почву пышную траву и стали совещаться о средствах построить дом на этих исполинских деревьях.

Но так как, по всей вероятности, невозможно было поселиться на них в тот же день, то меня беспокоила мысль о ночи, которую нам приходилось провести на земле, подвергаясь всем переменам погоды и беззащитными против хищных зверей.