Борис Башилов - Робеспьер на троне

Она не могла принести счастья русскому народу и она не принесла ему счастья. Если появление советской республики и советской демократии на считать, конечно, счастьем.

"Он, - пишет Костомаров про Петра, - любил Россию, любил русский народ, любил его не в смысле массы современных и подвластных ему русских людей, а в смысле того идеала, до какого желал довести этот народ; вот эта то любовь составляет в нем то высокое качество, которое побуждает нас помимо нашей собственной воли, любить его личность, оставляя в стороне и его кровавые расправы и весь его деморализующий деспотизм".

Такие чудовищные дифирамбы Петру можно было провозглашать только во времена Костомарова. В наши дни их провозглашать нельзя. То, что Петр любил Россию и русский народ, как некие символы - этого мало, чтобы прощать его кровавые расправы и деморализующий деспотизм.

Характер любви Петра I к России и русскому народу напоминает любовь русских революционеров к народу. И первый, и вторые любят не живых, современных им людей, а некий отвлечённый символ. Если встать на точку зрения Костомарова, то надо простить и Ленина и Сталина. Они ведь тоже проявили чудовищную преданность свой идее и они тоже были убеждены, что их деятельность принесет со временем счастье русскому народу и всему человечеству.

Пора наконец понять, что преданность идее порочной в своей сущности не может быть предметом восхищения. И совсем уж нельзя этой преданностью оправдывать деспотизм и насилия, совершенные во имя осуществления этой идеи.

II

В предисловии к своему исследованию о творчестве Толстого и Достоевского Д. Мережковский писал:

"Отношение к Петру служит как бы водораздельною чертою двух великих течений русского исторического понимания за последние два века, хотя в действительности раньше Петра и глубже в истории начинается.

борьба этих двух течений, столь поверхностно и несовершенно обозначаемых словами "западничество" и "славянофильство". Отрицание западниками самобытной идеи в русской культуре, желание видеть в ней только продолжение или даже подражание европейской, утверждение славянофилами этой самобытной идеи и противоположение русской культуры западной".

Петр считал себя хорошим хирургом. В Петербургской кунсткамере долгое время хранился целый мешок вырванных им зубов. На самом деле Петр I был такой же плохой хирург, как и плохой правитель.

"Он выпустил однажды 20 фунтов жидкости у женщины с водянкой, которая умерла несколько дней спустя. Несчастная защищалась, как только могла, если не от самой операции, то от операции. Он шел за ее гробом".

Судьба этой несчастной пациентки Петра напоминает судьбу несчастной Московской Руси.

Говорить о Петре как о гениальном преобразователе совершенно невозможно. Гениальным преобразователем жизни великого народа может быть человек, который поднимает народ на высший уровень, не разрушая основ его самобытной культуры. Это под силу только человеку, обладающему национальным мировоззрением, выработавшему стройный план преобразований и ясно представляющему какие следствия могут дать в конкретной исторической среде задуманные им преобразования.

Петр не имел ни стройного миросозерцания, ни определенного плана действий, совершенно не отдавал себе отчета в том, а что должно получиться из задуманного им того или иного мероприятия и всех мероприятий в целом.

С. Платонов пишет, что будто бы никто не считал Петра I человеком "бессознательно и неумело употреблявшим свою власть или же слепо шедшим по случайному пути". Так уж будто бы и никто!

П. Милюков, один из учеников Ключевского, в своих "Очерках по истории русской культуры" видит в реформах Петра только результат "случайности, произвольности, индивидуальности, насильственности".

Грандиозность затраченных средств всегда соединялась у Петра со скудостью результатов.

Не соглашаясь с такой оценкой реформы Петра Милюковым, Платонов считал, что роль Петра в проведении реформ "была сознательна и влиятельна, разумна и компетентна".

Но сам же Платонов в книге "Петр Великий" пишет:

"Но отпраздновав с большим шумом Азовское взятие, Петр вступает на новый путь - небывалых и неожиданных мер. Он задумывает экстренную постройку флота для Азовского моря, образование кадра русских моряков, создание европейской коалиции против "врагов креста Господня - салтана Турского, хана Крымского и всех бусурманских орд". Во всем этом порыве энергии было много утопического. Молодой царь считал возможным в два года создать большой флот; считал возможным в полтора раза для этой специальной цели увеличить податные платежи, лежавшие на народе; считал осуществимым одним своим посольством склонить к союзу против турок цезаря и папу, Англию, Данию и Пруссию, Голландию и Венецию.

Немудрено, что трезвые московские умы смутились, понимая несбыточность подобных мечтаний и тягость предположенных мероприятий. В Москве появились первые признаки оппозиции против Петра, и зрел даже заговор на его жизнь. Царь сумасброд и "кутилка", который "жил не по церкви и знался с немцами", бросался в необычные завоевательные предприятия и нещадно увеличивал тягло - такой царь не внушал никому никакого к себе доверия и будил много опасений. Петру приходилось принимать серьезные репрессивные меры перед своим отъездом заграницу, ибо созрел даже заговор на его жизнь. За недоумевавшими и роптавшими современниками Петра и позднейший наблюдатель его действий в этот период готов признать в Петре не зрелого политика и государственного деятеля, а молодого утописта и фантазера, в котором своеобразно сочетались сильный темперамент и острый ум с политической наивностью и распущенным мальчишеством".

С. Платонов считает, что только в первый период царствования Петра I серьезный историк может видеть в Петре I утописта и фантазера, а в дальнейшем Петр 1 стал и зрелым политиком и глубоким государственным деятелем. На самом же деле Петр на всю жизнь остался фантазером и удивительно непоследовательным деятелем, который создал невероятный сумбур и неразбериху во всех отраслях государственной жизни.

Революционная ломка русской культуры, русской государственности и русского быта шли, как все у Петра, случайно, без определенного плана и программы, от случая к случаю. И в этом нет ничего удивительного, вспомним только оценки, которые давал основным чертам личности Петра Ключевский:

"В Петре вырастал правитель без правил, одухотворяющих и оправдывающих власть, без элементарных политических понятий и сдержек".

"Недостаток суждения и нравственная неустойчивость".

Петр "не был охотник до досужих размышлений, во всяком деле ему легко давались подробности работы, чем ее общий план".