Александр Чудинов - Жильбер Ромм и Павел Строганов. История необычного союза

В первом из писем Павел рассказывает о религиозном празднике в Риоме:

Мы сюда приехали в день святого Амабля, празднуемый торжественно здешними обитателями, потому что сей святой почитается покровителем здешняго города. В оной день бывает великой крестной ход и на завтре ярманка; приезжают к этому ярманка из далека, даже из Лиона. Мы смотрели этой ход, которой весьма изряден для такого маленького города. Я думаю, что не трудно найтить лутчаго хода, но трудно найтить, где б народ весел был, как здешный [651].

Второе послание отцу, ошибочно датированное Павлом 20 июня / 4 июля (правильно – либо 20 июня / 1 июля, либо 23 июня / 4 июля), содержит подробное описание системы церковной благотворительности в Риоме:

Во время, которое я к вам не писал, мы видели здесь достопримечательное заведение; некоторыя из здешных господ сообщились числом до тридцати, чтоб подавать помощь бедным семьям, в городе и в окрестностях обитающим. Они имеют собрания в первое воскресение каждаго месяца, в которых здешной господин curé им подает роспись всех тех бедных семей и их недостатков, для коих те господа складываются деньгами, в течение года до семи тысяч ливров. Оныя деньги отдают сестрам щедрости, имеющим должность приготовить платье, пищу, лекарства и пр. и разносить по домам тех семей [652].

И, наконец, третье из указанных писем целиком посвящено взаимоотношениям Павла с его учителем, о чем подробнее будет сказано чуть ниже. Пока же лишь отметим, что, судя по приведенным письмам, наиболее живой интерес из всего увиденного юноша, похоже, проявлял к аспектам, так или иначе связанным с религией. И это впечатление отнюдь не обманчиво. Как мы видели, религиозное воспитание молодого Строганова началось очень рано и к моменту достижения Павлом юношеского возраста уже дало крепкие всходы. В швейцарский период, хотя это и было время интенсивного освоения им целого ряда научных дисциплин, Павел по-прежнему сохранял, используя выражение Ромма, «реальный интерес» к религиозной тематике, о чем свидетельствуют разные источники. Этот интерес Ромм отмечает в письме Дюбрёлю, рассказывая, с каким вниманием Павел изучает мемуар Сорбонны о сходстве и различии православия и католичества [653]. О нем же Ромм сообщает А.С. Строганову: «Особенно живой интерес он [Попо] проявляет к Священному Писанию. В те моменты, когда мы можем заняться чтением, я ему предлагаю различные интересные работы, которые он мог бы слушать с удовольствием, но он постоянно предпочитает Ветхий или Новый Завет» [654].

Да и сам Павел, благодаря отца за присланные ему книги, особо выделяет одну: «Пятнадцать дней уже минуло, как мы получили из Парижа наши книги; я оным весьма рад. Между оными есть Библия, но очень велика. Я бы весьма желал иметь, кроме оной, одно Евангелие карманное» [655].

Неудивительно, что и в Оверни Павел проявлял повышенное внимание ко всему, так или иначе связанному с религией.

Внешне отношения Ромма с его подопечным выглядели почти идеальными. Со стороны было невозможно догадаться о конфликтах, столь омрачавших в Швейцарии их совместную жизнь. Миет Тайан с восхищением описывала кузине тот спартанский образ жизни, к которому приучал Павла Строганова его наставник:

Нет необходимости обладать миллионами, моя дорогая подруга, чтобы жить в таких лишениях, как г-н Граф. Его воспитание, вместо того чтобы учить пользоваться своим достоянием, формирует привычку обходиться без него. Выросший в суровых условиях, он сумеет выдержать превратности судьбы, не жалея о том, к чему привыкают богачи. Предназначенный к военной службе, он порой должен будет обходиться без самого насущного. Привыкнув с ранних лет к лишениям, он станет страдать от них меньше, чем другие. Ему не придется отказываться от перины, чтобы спать на голых досках: ведь он никогда не знал мягкой постели. Последний из солдат спит в лучших условиях, чем он. Г-н Ромм утверждает, что именно такому режиму г-н Граф обязан своим хорошим здоровьем. Когда он [Ромм] взялся за его воспитание, тот, как и все дети богачей, был достаточно слабым, капризным и злым, постоянно плакал, требуя исполнения все новых прихотей, которые иногда невозможно было удовлетворить. Он был обузой для него [Ромма] и для других. Терпение и большие способности г-на Ромма позволили избавиться от всех этих мелких недостатков; характер его [Строганова] улучшился, здоровье стало совершенным. Подобная счастливая перемена доказывает преимущества системы, против которой мы роптали. Я начинаю верить, что мой дядя прав [656].

В словах Миет отчетливо слышен тот апломб, с коим Ромм, очевидно, объяснял своим слушателям достоинства осуществляемой им системы воспитания.

Обладая почти неограниченной властью над подопечным, он охотно демонстрировал ее в присутствии родных и земляков, публично заставляя Павла Строганова отказываться даже от самых невинных удовольствий, несовместимых, по мнению учителя, со спартанским образцом поведения. О нескольких таких случаях Миет рассказывает в своих письмах:

Ты будешь весьма удивлена, моя дорогая подруга, когда узнаешь, что граф не может съесть ничего из того, что захочет, не посоветовавшись со своим воспитателем. Я опасалась, что наша кухарка окажется недостаточно искусна для столь богатого наследника; однако приготовить то, что ему позволено, смогла бы и самая последняя судомойка: жареное мясо, пареные овощи, сырые яйца, молоко и фрукты. Вино – никогда, тем более ликер, и никакого кофе. Вот примерно и все обычное меню молодого человека, который однажды получит состояние в несколько миллионов. Моя мать, не знавшая о режиме графа, предложила ему котлеты в пикантном соусе. Он взял их, не обратив внимания, и уже начал есть, когда это заметил г-н Ромм. Он [Ромм] подал ему знак, выражая свое неудовольствие. Ученик послушно положил на тарелку кусочек, который уже собирался нести в рот, возможно, сожалея, что не успел осуществить это намерение. Мы восхищались покорностью графа и критиковали суровость г-на Ромма. <���…> Г-н Ромм молча выслушал то, что семья считала вправе ему высказать. Когда все закончили говорить, он встал и торжественно заявил, что все сказанное ему по поводу ученика вызывает лишь досаду, но никоим образом не изменит план воспитания. Твердый в своих решениях и в своих принципах, он [Ромм] никогда не уступает чьим-либо просьбам. Как ты понимаешь, после этого каждый предпочитает держать свое мнение при себе. Мы позволяем себе лишь потихоньку жалеть молодого графа, у которого непреклонность наставника, похоже, не вызывает такого же протеста, как у нас. Он так ему доверяет, что легко подчиняется всем ограничениям, которые тот на него налагает.