Константин Станюкович - В море !

- Мне кажется, - заговорил он, - автор слишком односторонен и клевещет на женщин, представляя их несравненно испорченнее и лживее, чем они есть... Вот хоть бы эта героиня. Разве возможна такая женщина, которая обманывает сразу трех и принадлежит всем трем? Нет, это невозможно! Это слишком безнравственно! - воскликнул Неглинный, оживляясь.

Его застенчивость почти исчезла, когда он заговорил об отвлеченном предмете. Как все целомудренные молодые люди, неиспорченные слишком близким знакомством с женщинами, идеализировавшие их, он продолжал восторженно и не без красноречия свою защиту, не догадываясь, конечно, что этот дифирамб был суровым обвинительным актом против этой самой, вдохновлявшей его, прелестной "мадонны"-адмиральши, которая за время своего пятнадцатилетнего супружества с Иваном Ивановичем сама бывала в затруднительном положении героинь Бурже. И если адмиральша, как героиня французского романиста, и не принадлежала одновременно троим, то двоим - во всяком случае, причем обманывала и мужа и любовника. Один только Скворцов имел счастье безраздельно пользоваться ее любовью.

Адмиральша, любившая не только "жертвовать всем" ради чувства, но и вести теоретические разговоры о чувствах, особенно с молодыми людьми, слушала Неглинного с снисходительной улыбкой, как слушают наивный ребячий лепет, и когда он окончил и вдруг притих на своем кресле, словно чувствуя себя виноватым, что много говорил, - Нина Марковна покачала головой и медленно промолвила:

- Как посмотрю я, совсем еще вы юнец, Василий Николаич, и вовсе не знаете женского сердца... Верно, вы редко бываете среди дам?

Неглинный смутился.

- Это верно... Я редко бываю... некогда как-то и вообще я не умею с ними разговаривать, но все-таки те женщины, которых я имею честь знать...

- Ангелы? - смеясь, перебила его Нина Марковна.

- Заслуживают глубочайшего уважения! - серьезно и восторженно докончил Неглинный и снова покраснел, опуская глаза.

"Однако, он совсем забавный, этот застенчивый, добрый бука! Верно, влюблен в какую-нибудь юную барышню и считает ее неземным созданием!" - решила адмиральша и не без любопытства взглянула на "забавного" молодого человека.

- Вы чересчур идеализируете нас, милый Василий Николаич, - заговорила она ласковым тоном старшей сестры, дающей наставление, - и это очень невыгодно и для женщин, и для вас...

Неглинный серьезно и вопросительно взглянул на адмиральшу, как взглядывал, бывало, на профессора, когда какое-нибудь положение казалось ему непонятным, и снова торопливо и смущенно отвел в сторону взгляд, любопытно остановившийся на несколько мгновений на этот раз на красивой обнаженной руке молодой женщины, и мысленно обругал себя за это "святотатство" скотом. Еще слава богу, что она не заметила!

- Хоть вы и очень милый и добрый человек, - я ведь кое-что слышала о вас от вашего друга, Николая Алексеича! - но, благодаря своему идеальному представлению о женщинах, наверно, беспощадно осудите ту из них, в которой разочаруетесь... а это так легко!.. Вы не простите ей ошибки, слабости, увлечения... И будете несправедливы, как и большая часть мужчин... А ведь женщину так легко осудить!! - прибавила адмиральша и вздохнула.

"Господи! Неужели она догадывается, что я знаю об ее отношениях к Скворцову, и думает, что я могу ее осудить!"

Эта внезапно блеснувшая мысль повергла Неглинного в ужас и отчаяние.

А ведь он действительно раньше осмелился осуждать ее!

"Ах, зачем я пустился в теоретические рассуждения, осел эдакий!" - подумал он в тоске, не зная, как ему быть теперь. И, необыкновенно деликатный по натуре, Неглинный совсем упал духом.

А Нина Марковна, ничего не подозревавшая и, разумеется, не думавшая, что Ника кому-нибудь расскажет об их отношениях, между тем продолжала:

- Сердце женщины очень сложный инструмент, милый Василий Николаич, и с ним надо обращаться бережно... очень бережно... Вот вы сказали: "неужели бывают такие лживые и безнравственные женщины, как героиня романа Бурже?.." Разумеется, бывают... Я, конечно, не защищаю ее... Она несимпатична, она не возбуждает даже сожаления, эта бездушная эгоистка... Но случается, что и порядочная, честная женщина бывает поставлена в такое положение, что ей приходится обманывать, как это ни тяжело. И какой страдальческий крест несет она за это... А вы, мужчины, не понимая женщины, готовы бросить в нее камнем...

Неглинный горячо протестовал.

Разве он говорил про таких женщин? О, он, хоть и мало знает их, но в состоянии понять, что жизнь создает трагические положения, когда самой чистой, нравственно прекрасной женщине приходится таить что-нибудь на сердце. Осудить подобную женщину-страдалицу - святотатство.

- Ужели вы считаете меня способным на такую... такую низость, Нина Марковна?

Всю эту тираду, и особенно заключительные слова, Неглинный произнес таким восторженно горячим тоном, с такой искренностью и чуть не со слезами на глазах, что Нина Марковна с изумлением взглянула на взволнованного Молодого человека и поспешила его успокоить.

- Отчего вы так волнуетесь? Я верю вам, вполне верю, - ласково промолвила она и заметила, что Неглинный просиял.

- Такие люди, как вы, нынче редкость... Вы слишком большой идеалист и за то вас ждет много разочарований... Что делать! В юности и я была идеалистка, а с годами стала недоверчивее к людям. Да и многие ли так относятся к женщине, как вы?.. Многие ли ее понимают? Да, милый Василий Николаич, вы правы, в нашей жизни бывают трагические положения! - как-то загадочно протянула адмиральша и мечтательно-грустно задумалась, склонив чуть-чуть свою голову на руку.

Ей очень хотелось "высказаться" и дать яснее понять другу Ники, что и ее судьба трагична. Многие женщины ведь любят драпироваться в тогу непонятой страдалицы, особенно когда рассчитывают встретить горячее сочувствие. А этот доверчивый и несколько "смешной простофиля", по мнению адмиральши, с его идеализмом и застенчивостью, был таким благодарным слушателем.

И, после минутного молчания, адмиральша, словно бы очнувшись, проговорила:

- Наш разговор напомнил мне грустную историю одной моей хорошей знакомой, даже можно сказать, приятельницы, и я о ней задумалась... В самом деле, ее жизнь не из счастливых... Судите сами, Василий Николаич. Моя приятельница еще молода, ей тридцать лет, полна жизни, недурна собой...

"Прелестна!" - мысленно перебил адмиральшу Неглинный, догадавшийся, о ком идет речь.

- ...Вышла она замуж совсем юной, не испытавши еще настоящего чувства, за превосходного человека, которого она уважала, но не любила... Этот брак par raison*, конечно, был ошибкой с ее стороны, но не она была в ней виновата... я знаю... Она мне рассказывала...