Лев Остерман - Римская история в лицах

Гай Петроний, знаменитый автор «Сатирикона», принадлежал к кругу наиболее доверенных приближенных Нерона. Это был дельный администратор, хорошо проявивший себя на посту наместника в Вифинии и консула. Вместе с тем в окружении Нерона он почитался законодателем изящного вкуса, откуда и пошло его прозвище «арбитр». Сам император считал достойной своего величия только ту роскошь, которую одобрял Петроний. Это вызывало ревнивую зависть Тигеллина. От подкупленного им раба Петрония поступает донос о дружбе хозяина с казненным заговорщиком Сцевином. Перед жестокостью Нерона отступали все прочие его пристрастия. Поняв, что обречен, Петроний не стал продлевать часы страха и надежды. Еще не получив приказа умереть, он вскрыл себе вены. Но не торопился оборвать жизнь, а наслаждался ее последними часами. То перевязывая руки, то снимая повязки, он беседовал с друзьями, избегая важных предметов и всего, что служило бы к прославлению непоколебимости его духа. Они пели шутливые песни и читали легкомысленные стихи. Иных своих рабов Петроний щедро одарил, других наказал. Затем пообедал и погрузился в сон; тогда его и настигла смерть. В своем завещании он, в отличие от многих осужденных, не льстил Нерону но описал безобразные оргии принцепса, назвав поименно участвовавших в них распутников и распутниц. Отметил и все новшества, вносимые ими в разные виды блуда. Приложив свою печать, он отослал один экземпляр завещания Нерону, а перстень с печатью сломал, чтобы не допустить подделки.

Этим я ограничу перечень примеров достойной смерти жертв Нерона, хотя у Тацита он вдвое длиннее. Пересказанного достаточно для утверждения, что, несмотря на жестокий террор (и малодушие многих), среди тех, кто составлял элиту римского общества, оказалось достаточное число людей, сумевших пронести через годы испытаний традицию доблести и личного достоинства древних римлян.

Между тем, хотя Нерону еще не исполнилось и тридцати лет, его преступное правление стремительно приближалось к своему неизбежному концу. Последнее торжественное явление императора народу состоялось в 66-м году по случаю прибытия в Рим для коронации армянского царя Тиридата.

Затем Нерон отправился на гастроли в Грецию. По возвращении летом 68-го года его ждали дурные вести. Еще в Неаполе он узнал, что под руководством наместника Юния Виндекса восстала вся Галлия, включая находившиеся там войска. К этому известию он отнесся беспечно. Однако в Риме он получил сообщение, что восстало и испанское войско во главе с командующим Гальбой. Этими событиями началась новая эпоха в Римской истории, ее стали вершить регулярные войска, находившиеся в провинциях. Весть об испанском восстании потрясла Нерона. Светоний пишет, что он рухнул и долго лежал как мертвый, не говоря ни слова. А когда опомнился, то, разодрав платье и колотя себя по голове, громко вскричал, что все кончено. Потом развил лихорадочную активность: сместил обоих консулов и занял их место. Объявил воинский набор, всем сословиям приказал пожертвовать часть своего состояния, а съемщикам комнат и домов немедленно внести годовую плату за жилье. Этим он возбудил всеобщую ненависть и негодование. Многие открыто отказывались от всяких приношений, предлагая императору лучше взыскать с доносчиков выданные им награды. Никто годный к военной службе на сборные пункты не явился.

Затем взбунтовались войска в Азии и Африке. Устрашенные перспективой прибытия в Рим восставших легионов, покинули императора и преторианцы во главе с дорогим другом Тигеллином. Светоний утверждает, что Нерон собирался было выйти в черном платье к народу, чтобы с ростральной трибуны в слезах молить его о прощении. А если прощения не получится, то выпросить хотя бы наместничество над Египтом. Историк ссылается на то, что готовую речь об этом нашли в ларце императора. И добавляет, что его, видимо, удержал страх быть растерзанным раньше, чем он достигнет форума.

Проснувшись ночью, Нерон обнаружил, что покинут и телохранителями и слугами. Никто из «друзей» не откликнулся на его отчаянный призыв о помощи. Только вольноотпущенник Фаон предложил императору укрыться в своей усадьбе. Нерон, как был, босой, в одной тунике, накинув темный плащ и закутав голову, поскакал туда в сопровождении Фаона и еще одного или двух спутников. По прибытии на виллу они умоляли принцепса скорее уйти от грозящего ему позора. Вот как описывает Светоний последние минуты жизни пятого римского императора — последнего представителя династии Юлиев и Клавдиев:

«Он велел снять с него мерку и по ней вырыть у него на глазах могилу, собрать куски мрамора, какие найдутся, принести воды и дров, чтобы управиться с трупом (для обелиска, обмывания тела и погребального костра. — Л.О. ). При каждом приказании он всхлипывал и все время повторял: «Какой великий артист погибает!» Пока он медлил, Фаону скороход принес письмо. Выхватив письмо, он прочитал, что сенат объявил его врагом и разыскивает, чтобы казнить по обычаю предков. Он спросил, что это за казнь. Ему сказали, что преступника раздевают донага, голову зажимают колодкой, а по туловищу секут розгами до смерти. В ужасе он схватил два кинжала, взятые с собой, попробовал острие каждого, потом опять спрятал, оправдываясь, что роковой час еще не наступил... Уже приближались всадники, которым было поручено захватить его живым. Заслышав их, он в трепете выговорил:

Коней, стремительно скачущих, топот мне слух поражает (из Илиады. — Л.О. ) — и с помощью своего советника по прошениям Эпафродита вонзил себе в горло меч. Он еще дышал, когда ворвался центурион и, зажав плащом его рану, сделал вид, будто хочет ему помочь. Он только и мог ответить: «Поздно!» и «Вот она, верность!» — и с этими словами испустил дух. Глаза его остановились и выкатились, на них ужасно было смотреть». (Там же, 49)

Две кормилицы и бывшая наложница Акте потом собрали и похоронили прах Нерона в усыпальнице рода Домициев, к которому принадлежал его отец. Он умер 7 июня 68-го года. Ликование охватило весь город. Впрочем, нашлись и такие люди — скорее всего, из простонародья, — которые еще долго украшали урну с прахом жестокого императора цветами.

В длинной череде выдающихся деятелей Римской истории Анней Сенека по праву занимает свое место рядом со знаменитыми государственными деятелями, полководцами и императорами. Биографическую канву его жизни мы проследили в предыдущей главе. Там же было отмечено, что философия (своеобразный стоицизм) Сенеки побуждала его к активному участию в политической жизни Рима. Положение советника императора в течение первых восьми лет правления Нерона открывало для этого широкие возможности. Мы не знаем, какие конкретно решения принцепса или законодательные акты сената в этот сравнительно благоприятный период времени были приняты по совету Сенеки. Но его литературное наследство, представляя нам систему взглядов и, в частности, нравственную позицию философа, позволяет судить о том, как рождались эти советы и в каком направлении Сенека пытался влиять на Нерона. Здесь не место (да я бы и не взялся) анализировать философскую позицию Сенеки. Некоторые, на мой взгляд, наиболее важные, аспекты его этики были ранее отмечены в связи с конкретными обстоятельствами и отношением к поступкам императора. Для более подробного знакомства читателю следует обратиться к специальной литературе, например, послесловию С. А. Ошерова к его переводам «Нравственных писем Луцилию» (Наука. М., 1977).