Лев Остерман - Римская история в лицах

Не стоит и нам пренебрегать римской традицией. И вот по какой причине. В дальнейшем я буду подробно анализировать достоверные, подтвержденные документально периоды Римской истории, начиная хотя бы с Пунических войн. Мы убедимся, что одним из важнейших факторов формирования общественного сознания римлян, а, следовательно, и мотивации их поступков, было представление об обстоятельствах, связанных с основанием Рима, и о его ранней истории. К III веку до Р.Х. легенда уже «отстоялась» и сомнений не вызывала. Если она и была вымыслом, то можно сказать, что для римлян той поры и всех последующих веков легенда была большей реальностью, чем подлинная история их Города. Возможно, что легенда не вызывала сомнения уже в V веке до Р.Х., когда была изваяна (явно этрусским мастером) знаменитая волчица, доныне занимающая отдельную залу в музее на Капитолийском холме в Риме. Под набухшими сосцами волчицы — фигурки двух мальчиков. Правда, созданы они были в эпоху Возрождения, и неизвестно, существовали ли изначально, впрочем, на римских монетах III века до Р.Х. изображение волчицы с младенцами уже появляется. Во всяком случае, благоговейное отношение римлян к своему прошлому было столь существенным обстоятельством всей их истории, что мы обязаны отнестись к римской традиции с подобающим уважением. Прежде чем вернуться к продолжению легенды, отметим некоторые любопытные особенности того, что было уже пересказано выше.

Сначала о дате основания города. 753-й год до Р.Х. или двумя столетиями позже? Пожалуй, это не очень существенно. Тот «классический» период Римской истории, который нас будет особенно интересовать, удален от этой даты по меньшей мере на три столетия. Существенно другое. И легенда, и современная научная гипотеза сходятся в том, что город возник как военное поселение. Будь то воинственные пастухи и молодые альбанцы, пошедшие за Ромулом, или воины этрусского гарнизона, они воздвигали и обносили стеной свой город не для того, чтобы мирно заниматься примитивным земледелием и скотоводством, а для того, чтобы безнаказанно совершать набеги на соседей, угонять их скот, короче — промышлять грабежом. Ориентация на «внешнюю экспансию» должна была наложить своеобразный отпечаток на характер взаимоотношений и всю систему нравственных ценностей сообщества первых римлян. Их было мало, и, чтобы противостоять соседям, пришлось выработать жесткие нормы поведения. Такие нормы существуют в любом автономном формировании. Это, во-первых, строгая дисциплина, безусловное подчинение главарю, уважение старших — более опытных. Во-вторых, непреложность ими же самими установленных законов, регламентирующих иерархию подчинения, права и обязанности всех членов сообщества, отношения собственности, гарантию сохранности и наследования добытого в военных походах имущества.

Высоко ценился у первых римлян весь комплекс соответствующих личных качеств: храбрость, суровая стойкость в бою и походе, взаимная выручка, а главное — преданность сообществу. Здесь она трансформировалась в преданность городу Риму. У тех, кто с честью прошел испытания битвой, возникало и укреплялось своеобразное чувство собственного достоинства. Подчиняясь дисциплине и царю, первые римляне не склонны были к слепой покорности, дорожили своими правами, которые защищал закон. В частности, правом участвовать в обсуждении военных планов и проблем Города, правом выбирать царя и, если надо, советовать ему. Последнюю функцию, естественно, брало на себя собрание наиболее опытных воинов, названное сенатом. Суверенные же права римского народа в целом защищало общее собрание граждан-воинов.

Еще вглядимся. И в легенде, и в научной концепции первоначальное становление города связывается с объединением его воинственных основателей и мирных соседей-селян. В легенде это сабиняне, у ученых — латиняне семихолмия. Некоторые из них, надо полагать, вливались в состав разбойного отряда, другие продолжали свои обычные занятия на земле.

Особый интерес представляет собой утверждение легенды о пополнении населения города за счет беглых. Поздних римских историков оно, видимо, смущало. Цицерон об этом не упоминает вовсе, а писавший чуть позже Дионисий Галикарнасский старается приукрасить ситуацию, утверждая, что беглецы были людьми свободными, жертвами гонения тиранов. Однако Плутарх столетие спустя не только поддерживает версию Тита Ливия, но и еще усиливает нелестную характеристику первого пополнения римских граждан. Он пишет:

«...едва только поднялись первые здания нового города, граждане немедленно учредили священное убежище для беглецов и нарекли его именем бога Асила; в этом убежище они укрывали всех подряд, не выдавая ни раба его господину, ни должника заимодавцу, ни убийцу властям...». (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Ромул, IX)

Но все-таки. Если беглецы и не были гонимыми поборниками свободы, они, конечно же, были людьми сильными, смелыми и даже отчаянными. Без этих качеств не уйти бы им от погони по редким дорогам, безоружными через густые в те времена леса, обильные диким зверем. Те из беглецов, кто умел владеть мечом и копьем, пополняли военный отряд, а те, для кого был более привычен и привлекателен труд земледельца, получали надел из пустовавшей в окрестностях города или отнятой у побежденных врагов земли.

Таким образом, и через слияние с соседями-поселенцами, и за счет беглых шло пополнение двух категорий граждан раннего Рима: воинственных и мобильных, всегда готовых препоясаться мечом и выступить в поход, и более мирных — пастухов и землепашцев. Естественно, что верховодили граждане первой категории — из их среды избирали жрецов, судей, не говоря уже о сенаторах и самом царе. Кстати, и история с похищением девушек кажется правдоподобной для города, основанного воинственными молодыми мужчинами. Она вписывается как в ткань легенды, так и в гипотезу о предмостном укреплении этрусков. Но это означает, что первые поколения потомков основателей города были представлены почти однолетками. Надо полагать, что они держались друг друга, сохраняли приверженность «военной профессии» и ревниво оберегали от посягательства остальных римлян свое привилегированное положение. Себя они называли «патрициями», что означало «дети отцов», имея в виду «отцов» — основателей Города.

Прочие же, главным образом пришлые или военным путем присоединенные жители Рима, хотя и находились под защитой римских законов, ни на какие привилегии претендовать не могли. Они полупрезрительно именовались «плебеями», что означает «многие». Поначалу плебеи были лишены почти всех прав: даже права голоса в Народном собрании, даже права на семейный религиозный культ, да и сами семьи их законными не признавались. Браки между гражданами двух сословий были запрещены.