Борис Котельников - Балтийская легенда

Тишина. Возможно, часовому показалось? Ничего удивительного: нервы напряжены, ведь он впервые охраняет революционный форт.

И снова голос на пристани:

— Стой!

В ответ еле слышно донеслось:

— Наляг!

Ночь осветилась вспышкой, прозвучал предостерегающий выстрел часового. На берегу замелькали белые солдатские рубашки.

— Наляг! Мать вашу!..

С острова дали несколько выстрелов.

К берегу приткнулась лодка. Из нее выпрыгнуло несколько человек. Спрятались за камнями. В лодке остались двое. Один из них разразился такой бранью, что все узнали артиллерийского полковника Нотара.

— Эй, сволочи! — гремел его голос. — Живо несите меня в лазарет! Мерзавцы, ногу прострелили.

Полковника подхватили и понесли.

— Ужо будет вам на орехи! — не унимался он.

— Да замолчи, кровопивец!

— Пил вашу кровь и буду пить! Под расстрел всех отправлю, на виселицу!

— Он оскорбляет, а мы неси?

— Бросай его — и все тут!

— Я вам брошу!.. — И снова мат.

— Раздайся!

Послышался лязг затворов. Солдаты, несшие раненого, отскочили в сторону. Грянул залп. Полковник остался лежать на земле без движения.

Вторым пассажиром ночной лодки оказался начальник артиллерии крепости генерал Агеев. Он был тут же арестован.

Светало. Лежавший напротив Александровский остров уже не пугал своей черной неизвестностью. Первые солнечные лучи озарили его каменистый, поросший кустарником берег. От моста на водную гладь упала тень.

— Я пойду один, — сказал подпоручик Коханский обступившим его артиллеристам. Фуражку он держал в руке. — Фейерверкер Тихонов остается в форту за старшего.

— Напрасно вы решили идти, — заговорил Василий Тихонов, один из признанных вожаков артиллеристов. — Ведь там пехота, убить могут. Давайте шрапнелью их обдадим да вылазку по всем правилам организуем.

— Не отговаривайте. Пойду один. Надо избегать кровопролития. По мне же — двух смертей не бывать, а одной не миновать.

Коханский улыбнулся, надел фуражку и, придерживая левой рукой ножны шашки, легкой походкой вышел из-за валунов. Спокойно, будто на смотру, он стал спускаться к берегу. Слышно было, как осыпались под ногами смельчака камешки. Несколько десятков глаз с тревогой следили за ним. Вот он достиг моста, миновал его и ступил на Александровский остров, где располагалась вторая рота крепостного пехотного полка.

Дорогу Коханскому преградил солдат. Он явно был озадачен появлением офицера с мятежного форта.

— Позвать командира роты!

Приказание Коханского разрядило обстановку.

— Командира роты вызывают к мосту! — заорал часовой. Лицо у солдата стало деревянным, и он для чего-то сделал винтовкой «на караул».

Со всех сторон осторожно сходились пехотинцы. Вскоре появился капитан Гуйтов. Едва сдерживая волнение, спросил:

— Что вам угодно, подпоручик?

— Я пришел к вам по поручению восставшего гарнизона крепости, — громко, чтобы было всем слышно, заговорил Коханский. — Во избежание ненужных жертв предлагаю сложить оружие.

— Делайте, что хотите, — буркнул Гуйтов. — Я слагаю с себя ответственность за роту.

Капитан отстегнул дрожащими руками портупею и вместе с наганом и шашкой сунул в руки растерянному фельдфебелю. Сутулясь, Гуйтов удалился.

Через мост уже бежали артиллеристы.

В это время к пристани подошла шлюпка с Емельяновым. Ее встретил Василий Тихонов. Он доложил обстановку и спросил:

— Какие новости, Аркадий Петрович?

— Все идет хорошо, товарищ Тихонов, — ответил Емельянов, дружески взяв артиллериста за плечи. — Собери-ка людей.

Ждать солдат на митинг долго не пришлось. Емельянов сообщил о результатах своей поездки в Военно-боевой центр. При всеобщем ликовании над фортом был поднят красный флаг.

Бастаковская батарея располагалась на господствующей высоте Михайловского острова. Отсюда были хорошо видны остальные двенадцать островов Свеаборгской крепости и морские подступы к Гельсингфорсу. Здесь-то Емельянов и устроил свой командный пункт.

Тишину солнечного утра разрядил выстрел одиннадцатидюймовой мортиры. Снаряд с угрожающим шуршанием понесся в гущу островов. Секунда, другая — и на Комендантском острове черным веером взметнулась земля. Заговорила вся батарея главного калибра. За ней открыли огонь по центру крепости остальные орудия.

Под прикрытием огня восставшие быстро заняли Артиллерийский и Инженерный острова.

В разгар обстрела Емельянов заметил, что снаряды шестидюймовых пушек стали ложиться близ лазарета. Он поспешил к батарее.

— Ребята, вы перестарались, — сказал Емельянов комендорам. — По лазарету стали бить. Прекратить огонь!

Батарея замолчала.

— Так там же больных нема, — заговорил бородатый наводчик первого орудия. — Их всех оттуда вывели. Вот он может подтвердить.

К Емельянову подошел солдат с бледно-желтым лицом, заросшим бурой щетиной.

— Так точно, в госпитале больных нет, — заявил солдат. — Там сейчас офицеры попрятались.

— Все равно стрелять по лазарету нельзя, — ответил Емельянов. — Видите, над ним флаг Красного Креста. Мы сейчас с вами великое дело совершаем. Негоже его делать жестокостью.

— Слышно что-нибудь о депутации? — спросил Емельянов Коханского, вернувшись на Бастаковскую батарею.

Два часа назад восставшие направили к коменданту крепости Лаймингу парламентеров с предложением сдаться. Срок их возвращения истек, и артиллеристы вынуждены были открыть огонь по Комендантскому острову.

— Наблюдатели доносят, что из комендантского дома депутаты не выходили.

— Что же будем делать? — Емельянов обвел взглядом представителей рот.

— Усилить огонь! Идти на штурм! — послышались предложения.

Емельянов задумался. Потом уверенно произнес:

— Генерал Лайминг, конечно, ведет себя подло. Он не имел права задерживать депутацию, шедшую с парламентерским флагом. Но усиление огня увеличит жертвы среди стрелков и остервенит их против нас. Для атаки центра крепости у нас нет сил: без пехоты на Комендантский остров не пойдешь. Предлагаю переговорить с генералом Агеевым, чтобы он посоветовал коменданту прекратить ненужное сопротивление и сдать крепость.

Так и порешили. Перетрусивший генерал-майор Агеев согласился на предложение революционеров. Огонь с Михайловского форта прекратился, и новая делегация вручила коменданту крепости следующую записку:

«Ввиду того, что оружие пехоты не может противостоять оружию артиллерии, то считаю бесполезным сопротивляться артиллерии и во избежание дальнейших жертв и громадных убытков советую вам сдаться. Перемирие артиллеристы назначили на 2 часа. Агеев».

— Скажите на милость, Алексей Петрович в руках мятежников и жив! — проговорил Лайминг, передавая адъютанту записку и делая вид, что не замечает парламентеров.