Мария Рожнова - Гипноз и «чудесные исцеления»

Передовые ученые не могли мириться с оживлением темных, обветшавших суеверий и твердой рукой срывали покров мистики с чудес магнетизма. Именно такое стремление дать немедленный отпор очередной форме возрождающихся суеверий было прямой причиной, побудившей выдающегося немецкого ученого, профессора физиологии и гистологии Бреславльского университета Рудольфа Гейденгайна самому заняться изучением гипноза.

Он воспроизводит в своих опытах целый ряд необычных эффектов, демонстрирующихся с эстрад в качестве чудес, доказывает их повторяемость и предлагает свое естественнонаучное объяснение. Гейденгайн как бы предвосхитил то понимание гипноза, которое позднее было дано Иваном Петровичем Павловым и его учениками. Гейденгайн предложил построенное на аналогиях с уже имеющимися в физиологии нервной системы данными представление о том, что «сущность гипноза составляет подавление деятельности нервных ячеек коркового слоя большого мозга». Но это была тогда лишь догадка, которую он не мог ничем доказать.

К этому времени в гипнологию лоцманами новых дорог приходят наши отечественные, русские исследователи. Воспитанные на передовых материалистических идеях революционных демократов 60—70-х годов, ученики и последователи отца русской физиологии всемирно признанного ученого Ивана Михайловича Сеченова, наши физиологи и врачи не только критически переосмыслили утвердившиеся взгляды на гипноз, но и пошли в своих исканиях дальше.

В 60-х годах прошлого века И. М. Сеченов, как представитель точного естествознания (к тому времени физиология уже завоевала право называть себя точной наукой), выступил с развернутой критикой психологии, то есть той отрасли знания, задачей которой должно было быть установление законов психики. Он задался вопросом, почему психология, одна из самых старых наук (ведь над причинами, движущими мыслями, чувствами и поступками людей, задумывались мудрецы самой далекой древности), и в его время остается неустановившейся, непочатой, по его удивительно точному выражению, наукой. Она все еще неизмеримо далека от определения основных законов психики. Среди психологов нет единства ни по одному занимающему их вопросу. Она не дает никакого руководства для практики жизни здорового человека и не объясняет законы болезненных психических нарушений. Сеченов точно указывает причину такого отставания психологии. Все дело в том, что она использует неточный, субъективный, пристрастный метод подхода к изучаемым ею явлениям.

Тот способ изучения психики, которым пользовалось человечество от Аристотеля до Канта, говорит Сеченов, — метод самонаблюдения и наблюдения над другими людьми, метод анализа собственных поступков и переживаний и догадок о мотивах поступков, мыслях и чувствах других людей, — негоден. Он мало дал, он недостаточен, он ведет к ошибкам, ибо не может быть свободен от сугубо личных, предвзятых суждений, преувеличений, преуменьшений и прочих роковых неточностей.

Сеченов не ограничивается только критикой существующих методов исследования, но открывает для психологии плодотворный путь к будущим достижениям. Он предлагает изучать психику человека, сопоставляя ее, с одной стороны, с более простыми психическими явлениями, каковыми могут служить психические явления у животных, и, с другой стороны, сравнивая явления человеческой психики с достаточно точно изученными явлениями, происходящими в низших отделах нервной системы.

Эти мысли Сеченова оказали громадное влияние на мировоззрение целого поколения отечественных естествоиспытателей.

Со стремлением по-новому — беспристрастно и точно — изучить психику и обращают некоторые физиологи и врачи в нашей стране свое внимание на гипнотические явления. Гипноз привлекает их как исключительное состояние, сочетающее в себе целый ряд необычных психических и физиологических проявлений.

Глубокое понимание законов природы, атеистическое мировоззрение и горячая приверженность свежей научной мысли позволили им переместить центр изучения гипноза в Россию.

1878 год. На заседании Харьковского медицинского общества молодой врач Василий Яковлевич Данилевский делает свое первое официальное сообщение о результатах наблюдений над гипнозом у лягушки.

Семья Данилевских поистине могла служить примером щедрого созвездия самородков, которыми издревле славится наш народ. Тех самородков, заглушить буйную силу которых была не в состоянии даже мрачная обстановка в дореволюционной России. Они рождались великой силой своего горения — своего энтузиазма.

В. Я. Данилевский (1852–1939)

Отец, Яков Петрович Данилевский, был человек неиссякаемой энергии и многостороннего творческого ума. Скромный харьковский часовых дел мастер, он конструировал различные замысловатые механизмы. Так, известна его оригинальная конструкция снегоочистителя, похороненная в бюрократических канцеляриях ведомства путей сообщения. В Орловской губернии организатор добровольной экспедиции Я. П. Данилевский находит залежи железной руды. В крошечной домашней лаборатории он неутомимо занимается фотографией, химией, минералогией.

Естественно, что воспитанные под влиянием такого отца, все семеро его детей (четыре сына и три дочери) с ранних лет проявляют интерес и склонность к умственным занятиям. По условиям царского времени, высшее образование могли получить только представители мужской линии. Все четверо братьев Данилевских, преодолев немало трудностей и лишений, стали врачами. Трое из них, Александр, Василий и Константин, впоследствии стали крупными учеными, получившими широкое признание за рубежом.

Старший брат, Александр Яковлевич, посвятил себя разработке проблем биологической химии и так много сделал в этом направлении, что его называют основоположником русской биохимии. А. Я. Данилевский изучал природу белков и ферментов.

Интересы К. Я. Данилевского были исключительно многообразны. И всюду, где бы ни задерживалась его пытливая мысль и умелые руки, оставались заметные следы его одаренности. Врач-физиотерапевт и электрофизиолог, он одновременно серьезно занимался рядом технических проблем, таких, например, как конструкция летательных аппаратов или пропитывание кож металлами. В нем, быть может, больше, чем в других братьях, проявилась наследственная черта отца изобретателя-самоучки — не проходить мимо любого интересного явления, стараться осмыслить его и внести свою лепту, будь то близкое ему естествознание или даже такая далеко стоящая область, как техника.