Мария Рожнова - Гипноз и «чудесные исцеления»

Иногда в целях углубления гипнотического сна применяют предварительную дачу снотворных (так называемый наркогипноз). К ним врачи обычно прибегают в тех случаях, когда у больного гипнотическое состояние почти не достигается, а между тем у врача имеются основания предполагать, что как раз гипнотерапия и может принести существенную пользу. Это дает возможность вызвать у больного к началу сеанса дремоту и сонливое состояние. Врач строго учитывает фармакодинамические особенности того снотворного средства, которое он собирается применить, особенно в отношении сроков его действия, так как заблаговременную дачу снотворного, естественно, ему надо рассчитывать таким образом, чтобы к началу гипнотического сеанса у больного развилось дремотное состояние.

В 1928 году была опубликована работа В. М. Бехтерева, в которой он описал свой метод, положивший начало коллективной гипнотерапии. Метод заключается в том, что группу больных численностью в 15–20 человек, а иногда и больше, усаживают в удобные кресла, на диваны и т. п. и проводят им лечебное внушение, предварительно погрузив их в гипнотическое состояние. Больных рассаживают так, чтобы врач, проводящий сеанс коллективного гипноза, мог ходить между ними, чтобы проверять наличие и глубину гипнотического состояния каждого больного, а также проводить, остановившись около него, индивидуальные внушения. Метод коллективной гипнотерапии основан на проявлении в гипнозе подражательного рефлекса, вследствие чего степень внушаемости в такой коллективной группе повышается, и больные, которые при индивидуальном гипнотизировании оказываются менее внушаемыми, быстрее впадают в гипнотическое состояние.

Таковы основные виды гипнотерапии, нашедшие себе широкое применение в практической врачебной работе.

Многолетний опыт использования гипноза в лечебных целях помог выделению из общей массы заболеваний таких, при которых гипнотерапия дает наиболее обнадеживающие результаты. Это в первую очередь неврозы и наркомании — болезненные влечения и привыкания к наркотическим средствам — таким, как алкоголь, табак и другие.

И вот теперь, дорогие читатели, когда вы запаслись всеми этими знаниями, мы можем войти с вами в кабинет врача психотерапевта и поприсутствовать на приеме больных. Посмотреть, кто и с какими болезнями к нему обращается и как он творит свои чудеса без чудес.

В лабораториях Павлова одновременно с установлением законов работы здоровой нервной системы изучались и болезненные нарушения ее. Специальные опыты ставились на животных для того, чтобы вызвать у них экспериментальные неврозы — искусственные модели заболеваний высшей нервной деятельности человека. Это позволило Павлову и его ученикам, физиологам и врачам, понять механизм неврозов и определить их, как срыв высшей нервной деятельности, как результат перенапряжения основных нервных процессов — возбуждения и торможения или как их сшибку, что неизбежно при всех этих вариантах приводит к болезненному состоянию. Павлов выделил три основных вида неврозов: неврастению, как результат общего истощения нервной системы, истерию, при которой, вследствие слабости коры мозга, болезненное преобладание над рассудком получают чувства и эмоции, и психастению, при которой, наоборот, преобладание рассудочной деятельности ведет к возникновению умственной жвачки и образованию навязчивостей.

Для нас с вами, желающих поближе узнать те болезни, на которые большее лечебное влияние может оказать гипноз, из этих трех видов невроза особенный интерес представляет истерия.

С нее мы и начнем.

В кабинет врача вошла больная 32 лет.

— Садитесь, Анна Степановна. На что вы жалуетесь?

— Ах, доктор лучше спросить, на что я не жалуюсь — у меня все болит, меня все беспокоит.

— Но, Анна Степановна, так же не бывает, всегда что-то является главным, ведущим в болезненных переживаниях и ощущениях человека — вот об этом мне и расскажите.

— Доктор, как помню себя, всегда была очень нервная, раздражительная, впечатлительная. Всю жизнь на все живо реагирую. Другим людям пустяком кажется то, из-за чего я на стенку лезть готова. Из-за этого частые неприятности и столкновения у меня бывают и в семье, и с соседями, и на работе. Как что не по мне, сразу слезы из глаз ручьями текут, кричать начинаю — сперва громко, а потом как будто комок к горлу подкатывается и дышать трудно, и вместо крика одна хрипота, и в глазах темнеет, и слух пропадает. Обязательно бросить что-то надо или даже порвать на себе что-нибудь, тогда вроде легче становится. А то вдруг такая слабость нападет: руки, ноги, как не мои, словно ватные, подгибаются да и только. За что-нибудь ухватиться надо, чтобы не упасть. И такая обида, такая обида во мне, думается все-то меня ненавидят, не ценят, даже самые близкие, а я ведь так много для них делаю, так много!

— А вы сдерживайте себя, Анна Степановна, не распускайтесь — ведь в вашем состоянии много можно достичь самодисциплиной.

— Да что вы говорите, доктор! Легко сказать: сдерживайте… А я вот не могу сдерживать. Уже если бы могла, к вам не пришла бы. У меня тоже времени нет по врачам ходить, да приходится.

— Это, пожалуй, верно: по врачам ходить удовольствие небольшое, и если и есть такие любители, то вас, Анна Степановна, мы к ним не отнесем. Скажите-ка мне лучше, не чувствуете ли вы где-нибудь болей, неприятных ощущений?

— О, очень даже чувствую и во многих местах! Вот на затылке у меня то холодеет и оттуда по всей коже головы мурашки разбегаются, так, что корни волос болят, а то, наоборот, как бы жаром обдает, печет, иголочками колет. Но про ноги и руки я уже говорила, часто они немеют, становятся, как не мои, — колите, режьте — ничего не чувствую. Особенно, доктор, меня сердце беспокоит. Вот мне верить не хотят, что я сердечная больная. Сколько ни ходила к сердечникам, и слушали меня, и анализы делали, и электрокардиограмму снимали, и на рентген посылали, а все говорят — здорова. Со стороны сердца ничего нет — один невроз, а это у врачей получается как бы и нет ничего. Да ведь я, доктор, простите — не верю. Ну как мне будут говорить, что у меня ничего сердечного нет, никакой серьезной болезни, когда я только и живу, прислушиваясь к своему сердцу. А оно то еле-еле бьется, то вдруг так заколотится, так затрепыхает, что вот-вот разорвется. Холодный пот прошибает — с жизнью прощаешься. А то как игла в сердце войдет и сидит там, чуть резко повернешься, а она колет и колет. Или сжимать его начнет, словно чья-то лапа с когтями забрала сердце и давит на него. А бывает обжигает всю грудь так, будто горчичник кто-то прямо с кожей отдирает и опять же вся боль вглубь идет, в сердце. Да что и говорить, мученица я, доктор. У меня и в желудке печет — изжога постоянная и сухость во рту появляется, иногда язык шершавый, шершавый такой, что и повернуть его трудно. И вот еще: что бы это значило? Я некоторых запахов не переношу. Ну что, казалось бы, такого особенного — жареный лук? А я вот прямо сразу и тошноту, и головокружение, и удушье чувствую, как только заслышу, что жарится этот проклятый лук — бегу из дому. Из-за него даже и с соседями скандалы были. Говорю: вы мне назло его жарите, а они смеются, ну я и взорвусь.