Вера Мильчина - Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

В марте улицы города заполонили крестьяне, которые, спасая себя и свой скот, бежали из зоны боевых действий. Французские войска уходили на фронт, а навстречу им двигались крестьянские подводы и коровы. Вдобавок в городе было множество раненых; умерших хоронили в общих могилах или просто бросали в Сену.

Во второй половине марта в Париже начали распространять воззвание короля Людовика XVIII, который обещал французам в случае своего возвращения на престол мир, свободу и сохранение прав на собственность, приобретенную после Революции. Этот король (старший из братьев Людовика XVI, казненного 21 января 1793 года) покинул Францию в 1791 году, много странствовал по европейским городам и странам, а с 1807 года жил в Англии. Листовки с прокламацией Людовика XVIII подбрасывали в лавки и расклеивали на стенах домов, откуда их постоянно сдирали полицейские. Состоятельные парижане опасались не только наступающих иностранных войск, но и собственной парижской черни, которая могла принять участие в разграблении города вместе с русскими казаками.

До тех пор, пока императрица Мария-Луиза оставалась во дворце Тюильри, парижане сохраняли спокойствие. Но вечером 29 марта на глазах потрясенных наблюдателей, оттесненных дежурными гвардейцами, от дворца начали отъезжать фургоны с дворцовым имуществом. Парижане увидели позолоченную карету, в которой Наполеон ездил короноваться императором; теперь в ней вывозили императорские архивы и драгоценности. В половине одиннадцатого вечера дворец покинула и сама императрица с трехлетним сыном, получившим при рождении титул Римского короля. Ее карета направилась в сторону замка Рамбуйе, откуда императрица выехала в Блуа, а впоследствии перебралась в родную Вену; больше она в Париже уже не бывала.

Портрет Людовика XVIII в коронационной мантии. Худ. Ф. Жерар, 1814

Федор Николаевич Глинка обрисовал в своих «Письмах русского офицера» (1815–1816) странный облик французской столицы в последние дни перед вступлением туда союзников. В течение тринадцати веков, пишет Глинка, Париж слыл «непокоримым», город «слишком долго не слыхал грома войны», и потому парижане не были готовы к вступлению неприятеля:

«Буря шумела над Парижем, а парижане дремали!.. Коварное правительство играло доверенностию народа, забавляя его обманами. Уже неприятель гремел при Монмартре, а бюллетени [Наполеона] все еще по старой привычке трубили о победах! 28 только марта (по новому счислению) открылись глаза парижанам, и все прояснилось! Поразительные явления представились на бульварах. Прелестные гулянья эти, где привыкли видеть ряды богатых карет и толпы блестящих всеми украшениями роскоши женщин, в сии ужасные минуты наполнены и покрыты были ранеными солдатами и толпами отчаянных поселян, со стоном бежавших от пылающих хижин своих. Там семейства, лишенные жилищ, местились в простых телегах, тут несколько кулей соломы или связок сена служили постелью обремененным усталостию. Многие поселяне, ехавшие на ослах, гнали перед собою овец и коров. Любопытство граждан было неописанно. <���…> В полдень картина совершенно переменилась: все, что было поражением сердец, стало забавою глаз, бульвары наполнились опять гуляющими, беспечность взяла по-прежнему верх над всеми беспокойными ощущениями, доверенность возвратилась, и народ легкомысленный успокоился. <���…> Такие же страхи, как вчера, взволновали было умы на другой день, но теми же средствами, как и накануне, успокоены были. Потомство, конечно, не захочет поверить, чтоб целая столица не прежде могла узнать о приближении 200 000 армии неприятельской, как послышав гром пушек у ворот и гром барабанов на всех улицах своих».

30 марта произошла Парижская битва: войска под командованием австрийца князя фон Шварценберга и пруссака князя фон Блюхера атаковали французов со стороны северных пригородов Пантен и Монмартр. Четыре часа подряд в городе слышалась пушечная пальба; дым от выстрелов заволакивал небо. Некоторые парижане наблюдали за сражением в подзорные трубы с крыш своих домов или с городских возвышенностей. Однако большая часть парижского населения еще не подозревала о том, что Империи Наполеона приходит конец.

30 марта во второй половине дня холм Монмартр (в ту пору еще не входивший в состав Парижа) был захвачен русскими войсками под командованием графа де Ланжерона. Маршалы Франции дали команду прекратить огонь, и вскоре в кабачке за заставой Ла Виллет начались переговоры с представителями антинаполеоновской коалиции.

31 марта в 2 часа ночи в особняке маршала Мармона (герцога Рагузского), ответственного за оборону Парижа, на нынешней Райской улице было подписано перемирие; французские войска отошли на юго-запад столицы, на заре Александр I принял депутацию парижского муниципалитета, а в 11 часов утра союзники вступили в Париж.

Генерал-майор Михаил Федорович Орлов, один из тех, кто подписал документ о капитуляции, вспоминал о поездке в особняк Мармона:

«Мы ехали верхом и медленно, в глубочайшей тишине и темноте. Слышен был только раздававшийся топот лошадей наших, и изредка несколько лиц, беспокойных, волнуемых тревожным любопытством, являлось в окнах, которые быстро открывались и опять закрывались. Улицы были пустынны. Казалось, бесчисленное народонаселение Парижа бежало из него; но оно находилось только в оцепенении. <���…> Мы приехали наконец в отель герцога Рагузского, представлявшую [так!] разительную противуположность с улицами Парижа. Она была освещена сверху донизу. Туда собралось множество разных лиц, которые, казалось, с нетерпением ожидали приезда нашего. <���…> Комнаты маршала не пустели; множество знатных лиц беспрерывно приезжало вновь. Так постепенно прошли передо мною все современные знаменитости Франции, остававшиеся в Париже».

Городу еще накануне грозила нешуточная опасность, причем не только со стороны противника. Сам Наполеон, отступая из города, приказал взорвать «Гренельский пороховой магазин» (главный пороховой склад Парижа), чтобы превратить столицу в «кладбище для иностранцев». Париж спасло от пожара только то, что Наполеон отдал этот приказ устно – своему адъютанту, генерал-лейтенанту Александру де Жирардену, для передачи полковнику Лескуру. Но полковник, по свидетельству М.Ф. Орлова, «с благородной твердостью отказался от повиновения г. Жирардену, пока не получит на письме от государя своего несомненного и положительного повеления». Тем временем ближайшие соратники императора успели уговорить его не губить столицу, и Париж был спасен.

Парижане больше всего боялись мести иностранных войск, вступавших в город, однако утром на стенах парижских домов появилась прокламация русского императора, который обещал Парижу свое «особое покровительство». Этот документ был составлен в штаб-квартире армии (в замке Бонди, к востоку от Парижа), при деятельном участии графа Поццо ди Борго – корсиканца, состоявшего на русской службе; в течение последующих 20 лет ему предстояло быть послом России во Франции. Многие горожане, узнав о капитуляции Парижа, бросились к северо-восточным заставам в надежде увидеть русского царя.