Евгений Кутузов - Варяги. Славяне. Русские

Задам простой вопрос: у германцев верховный языческий бог назывался Вотан (Один) — как назывался верховный языческий бог славян? Ответов несколько, что равноценно отсутствию ответа. Вспомним названия древнерусских языческих богов: Перун, Волос, Сварог, Стрибог, Дажбог, Семаргл, Макошь… Был еще бог Род, изображавшийся в виде фаллоса, какое он имел отношение к другим богам — неясно. А каким богам поклонялись в землях западных славян? Яровит, Руевит, Поревит, Поренут, Свентовид, Белобог, Чернобог. А каковы их функции и иерархия?

Наверное, на этом можно закрыть тему общеславянского пантеона.

Славянского мифа о сотворении мира, как отмечалось выше, — нет. Мифа о сотворении человека — нет. А что можно сказать о таком важнейшем в любой религиозной системе элементе, как посмертная судьба человека и устройство загробного мира? Почти ничего не известно. Нет у славян аналогов Вальхаллы или Аида. При попытке понять не общеславянские, но хотя бы восточнославянские религиозные представления возникает ощущение наличия множества разбитых кусочков и фрагментов, в лучшем случае обнаружим попытку из этих кусочков создать отдельные элементы новой цельной картины. Но процесс далек от завершения. Если бы в распоряжении славянского язычества было время, хотя бы несколько веков, разбитые кусочки и фрагменты рассортировались бы, сплавились, обогатились бы новыми элементами и сложились бы в более-менее цельную картину (языческая религия никогда не бывает целиком законченной и определенной, в отличие от монотеистической). Но христианство не дало славянским языческим представлениям оформиться в религиозно-мифологические системы. Бесполезно искать четкое распределение функций богов — для самих восточных славян тут было много неопределенного и неясного. Надо полагать, такая спорность, неопределенность сыграла некоторую роль в неудаче языческой религиозной реформы Владимира. Беспорядок на небе несовместим с порядком на земле.

Что касается общеславянского мифологического фольклора, то здесь ситуация хуже, чем с религиозной мифологией. Его просто нет вообще. Нет не только чего-нибудь похожего на «Зигфрида» континентальных германцев (Сигурда у скандинавов), на «Эдду», но и на сагу о Гойделе Зеленом у ирландцев. У восточных славян есть такой великолепный фольклорный материал, как былины. Некоторые мотивы в них восходят к глубокой древности — к индоиранской мифологии, к днепровским неврам, к скифам. Тем не менее к общеславянской мифологии былины не имеют никакого отношения, да и по хронологической глубине они — явление довольно позднее. Былины — творение восточнославянских русов, локализация их прочно привязана к Восточной Европе, а хронология — время Киевской Руси и предшествующий период. Ни один из былинных героев не известен ни у западных, ни у южных славян. У западных славян есть такие генеалогические герои, как Лех, Рус, Чех, их отец Пан, есть мифологический персонаж Крак, с которым связана история возникновения г. Кракова. В чешском фольклоре есть Кркнош. У южных славян (у сербов) есть эпос о Вуке Огненном Змее, который некоторыми чертами перекликается с образом восточнославянского князя-оборотня Всеслава.

Итак, о богатырях, героях, культурных и генеалогических предках у славян общей мифологии нет, есть только локальная, возникшая довольно поздно, накануне христианизации, хотя и включающая в себя элементы древних, иногда еще индоевропейских мифологических представлений.

Если же обратиться к низшей мифологии, то здесь, напротив, обнаруживается больше всего черт славянского единства. Можно вспомнить навиев, русалок, леших и других добрых и злых сущностей, очень похожих друг на друга и зачастую называемых одинаково. Русской Бабе-яге соответствует Еже-баба у западных славян. Во время песенных обрядов проводов зимы и встречи весны у болгар, например, исполнялись песни, даже текстуально совпадающие с восточнославянскими [125, т. II, с. 453].

Теперь попробуем изложенный материал подвергнуть логическому осмыслению. В первобытном обществе тоже была своя интеллигенция: жрецы, вожди, умелые певцы-музыканты и т. д. Именно они были главными носителями высшей и средней мифологии, ибо такое знание сопряжено не только с запоминанием больших объемов информации, но и с умением ее философского осмысления и увязывания с имеющимися естественнонаучными знаниями. Наглядный пример можно найти в «Калевале». Заносчивый Еукахайнен, пытаясь соревноваться с Вяйнямейненом в мудрости, выпаливает большое количество не связанных друг с другом фактов из области «бытового естествознания», а последний, в свою очередь, предлагает ему: «Ты скажи вещей начало, глубину деяний вечных!» — чисто философский вопрос [86, с. 33]. Ранее приводился другой пример из этого же произведения, где герои рассуждают о сущности железа. Здесь воедино сплетены и философский, и научный, и художественный взгляды на мир и жизнь.

Рядовые члены рода и племени не испытывали большого интереса ни к запоминанию значительных объемов информации, ни к ее философскому осмыслению. Поэтому они имели слабые представления и о начале мира, и о начале богов, и о начале человека, о взаимоотношениях богов друг с другом и с человеком. Их позиция была тривиальна: «Мудрые люди знают, они объяснят мне, что делать». Зато эти же люди прекрасно ориентировались в области низшей мифологии — там, где домовые, лешие, кикиморы, навии, лихоманки-трясучки, Лихо одноглазое, водяной, русалка, оборотень, неупокоенный мертвяк и т. д. Ибо в их глазах, как уже говорилось, все это было связано с повседневной жизненной практикой. Отчасти рядовые члены рода и племени ориентировались в средней мифологии, из которой обильно черпался материал для сказок и песен, поскольку без духовной пищи человек и тогда не мог жить.

А теперь представим себе, что произошла маргинализация первобытной общины. То есть возникли человеческие коллективы, в которых большой процент членов составляют чужаки, волею судьбы оторванные от своего рода-племени, в том числе от своей родоплеменной «интеллигенции», не слышащие с детства святоотеческих преданий и использующие язык задунайских венетов, чтобы понимать друг друга. Информация о злых или добрых духах на новой родине их, разумеется, заинтересует. А сведения о том, какой из венетских богов выше другого или как боги создали народ венетов — едва ли.

Они и про своих богов и про свой народ об этом мало чего знают. А как соотнести своих богов с венетскими?

И вот такой коллектив людей, оторванных от этнических и культурных корней, сплоченных только общей судьбой, выселяется куда-то за пределы славянской прародины. В основном это молодежь, этническое мировоззрение у них мало развито, ментальная матрица не имеет системы, она разбита и состоит из случайных кусочков. На старом месте жительства они, по понятиям первобытного общества, были малообразованны и дурно воспитаны, а на новом месте жительства и вовсе некому учить и воспитывать поселенцев, а также их многочисленное потомство, которое через одно-два поколения собьется в новую чету, или чеху, и отправится еще дальше искать землю и удачу. Стремительный численный рост, стремительное территориальное расширение в качестве оборотной стороны имеют разбитое мировоззрение и миросозерцание коллектива, определенный хаос в сознании. Через поколения и века ситуация постепенно выправляется: формируется единое этническое самосознание, налаживается духовная жизнь, формируется новая цельная ментальная матрица. Но славяне к тому времени заняли слишком большую территорию, начался распад праславянского языка, и духовные процессы, в том числе религиозные и мифологические, происходили не на общеславянском поле, а в локальных рамках, в которых закладывались контуры будущих этносов. Самые полные и самые схожие представления новые поколения ранних славян получали в области низшей мифологии, самые слабые знания от предков были получены в области высшей мифологии. Именно такую духовную ситуацию в славянской среде застало христианство.