Александр Торопцев - Москва. Путь к империи

Лишь в начале 1604 года Борису удалось ухватиться за одну ниточку: он узнал, что назвавший себя Дмитрием находится у казаков и что они под водительством «царевича» готовятся к походу на Москву.

Войну со слухами царь Борис проиграл подчистую, потери его были невосполнимыми, он напрочь потерял доверие русского народа, и это самым непосредственным образом сказалось на войне между Лжедмитрием и Годуновым, которая началась после того, как 16 октября 1604 года самозванец с небольшим войском польской шляхты и примкнувшими к нему казаками пересек границы Русского государства.

Кто был в действительности Лжедмитрий I, да и Лжедмитрий II, не столь важно. В конце концов подобные «герои» в истории человечества встречались не раз, и мало кто из них надолго задерживался на тронах и делал для народа той или иной страны нечто славное, доброе. Главное в данном случае другое: кому самозванец был нужен, кому принес он больше пользы.

Польские магнаты Вышневецкие и Юрий Мнишек очень скоро поверили молодому человеку из придворной челяди, назвавшемуся сыном Ивана IV Грозного, оповестили об этом короля Сигизмунда III, а тот, в свою очередь, еще быстрее понял, какую прибыль от него может получить Речь Посполита: смута в соседнем большом государстве — что может быть лучше? Между прочим, еще год-два до «появления на свет» самозванца из Руси польский король строго потребовал от казаков отваживать от себя «разных господарчиков», а тут он вдруг проявил неожиданное рвение в деле придворного человека Адама Вышневецкого, пригласил к себе Лжедмитрия I, выделил ему ежегодный пансион в сумме 40 000 золотых в обмен на обещание возвратить в случае победы Смоленск и Северские земли Польскому государству.

Сделка состоялась. Ее старались не афишировать, так как между Речью Посполитой и Русским государством еще действовало перемирие. Самозванец при поддержке новых друзей подготовился к войне и пошел в поход на Москву.

И тут с Борисом Годуновым случилась самая страшная беда: он узнал, что на воззвание Лжедмитрия положительно откликнулась казацкая вольница, без боя сдались ему Моравск и Чернигов, жители прибрежных деревень на Десне встречали его хлебом-солью. Народ поверил в законного да еще и обойденного судьбою царевича. А вероятнее всего, он хотел в них верить… Слухи — не ветер беспечный: хочу — гоняю туда-сюда бахрому трав или тяжелые шапки деревьев, а хочу — спать залягу хоть на месяц. Слухами земля полнится не потому, что травы или звери, или птицы разносят их по всему земному шару, но потому, что люди живут на земле, которым слухи эти интересны, а то и жизненно необходимы, может быть, как мечта необходимы. Народная мечта, как народная идея, заложено в ней очень много. Мечту «подслушать» можно из слухов. Не смог Борис этого сделать, и народ пошел от него к самозванцу. Ситуация требовала от него принципиально новых решений, но лицедей-царедворец не знал их. Он мог только гениально потреблять созданное другими.

11 ноября 1604 года воевода Басманов в Новгород-Северском отразил несколько атак войска Лжедмитрия, от которого тут же побежала польская шляхта. И сам-то претендент поспешил от удачливого воеводы в Путивль. Но не успел Борис порадоваться победе, как пришли новые печальные вести: самозванца признали Курск, Севск, Кромы, другие города, у него собралось уже 15 000 воинов! Всего-то пятнадцать тысяч. У Годунова на параде, а затем на пикнике было пятьсот тысяч. Куда же все делись? Как же Борис смог так быстро промотать свой политический капитал? Действительно — гениальный потребитель, мот.

21 января правительственная армия нанесла Лжедмитрию поражение под Севском, но русские города продолжали сдаваться самозванцу. Годунов отправил послов в Польшу с требованием выдать «вора»! Ответ польского сейма не удовлетворил безродного царя Бориса. Ян Замойский после пламенной речи сказал: «Этот Дмитрий называет себя сыном царя Ивана. Об этом сыне у нас был слух, что его умертвили. Он же говорит, что наместо его умертвили другого! Помилуйте, что это за Платова или Теренцева комедия? Возможное ли дело: приказали убить кого-то, да притом наследника, и не посмотрели, кого убили. Так можно зарезать только козла или барана! Да если бы пришлось возводить кого-нибудь на московский престол, то и кроме Дмитрия есть законные наследники — дома владимирских князей: право наследства приходится на дом Шуйских. Это видно из русских летописей».

Не понравился такой ответ Годунову. Еще бы! О Борисе в русских летописях ничего не говорилось как о человеке, имевшем право на престол!

Положение его резко ухудшилось. Народ продолжал переходить на сторону Лжедмитрия. За дело взялся патриарх. Но ни его грамота, ни проклятие церковью самозванца не подействовали на народ. Лжедмитрий наступал. Бориса могло спасти только чудо. Но «спасла» его смерть: 13 апреля 1605 года Годунов внезапно умер.

Подведем итог жизни царя Бориса словами Н. М. Карамзина:

«Величественною красотою, повелительным видом, смыслом быстрым и глубоким, сладкоречием обольстительным превосходя всех вельмож (как говорит летописец), Борис не имел только… добродетели: хотел, умел благотворить, но единственное из любви к славе и власти; видел в добродетели не цель, а средство к достижению цели; если бы родился на престоле, то заслужил бы имя одного из лучших венценосцев в мире; но рожденный подданным, с необузданною страстью к господству, не мог одолеть искушений там, где зло казалось для него выгодою — и проклятие веков заглушает в истории добрую славу Борисову.

<���…> Престол казался Годунову не только святым, лучезарным местом истинной, самобытной власти, но и райским местом успокоения, до коего стрелы вражды и зависти не досягают, и где смертный пользуется как бы божественными правами. Сия мечта о прелестях верховного державства представлялась Годунову живее и живее, более и более волнуя в нем сердце, так, что он наконец непрестанно занимался ею» [208] Карамзин Н. М. Указ. соч. С. 207, 250. .

Н. М. Карамзину вторит С. М. Соловьев, добавляя, что рожденный подданным редко способен править. «…Этот престол для знаменитого конюшего боярина был самою лучшею меркой нравственного величия, и тотчас обнаружилось, что он не дорос до этой мерки… Он искал престола не по одному только властолюбию, он искал его и по инстинкту самосохранения… Годунов принадлежал к новому, второму поколению бояр московских… Годунов воспитался, достиг боярства во вторую половину царствования Грозного, в то время, когда боярин не мог безнаказанно обнаружить самостоятельность своего характера, когда он должен был сохранить свою жизнь, свое приближенное положение к царю только при ясном сознании своей слабости, своей полной зависимости, беспомощности, только заботливо наблюдая за движением наверху и около себя, с напряженным вниманием озираясь во все стороны… Годунов, который, будучи боярином, казался достойным царствовать, явился на престоле боярином, и барином времен Грозного, неуверенным в самом себе, подозрительным, пугливым, неспособным к действиям прямым, открытым, привыкшим к мелкой игре в крамолы и доносы, не умевшим владеть собою, ненаходчивым в случаях важных, решительных» [209] Соловьев С. М. В «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Т. IX–XII. Калуга: Золотая аллея, 1995. С. 319. .