Роберт Стивенсон - Похищенный, или приключения Дэвида Бэлфура Катриона

- Да, но ведь здесь же нет ни долин, ни гор! - сказала она. - Хотя эти равнины и деревья, правда, очень красивы. Но все-таки наш горный край лучше.

- Если бы мы могли сказать то же самое о наших людях, - отозвался я, вспоминая Спротта, Сэнга да и самого Джемса Мора.

- Я никогда не стала бы плохо говорить о родине моего друга, - сказала она так многозначительно, что мне показалось, будто я вижу в темноте выражение ее лица.

Я чуть не задохнулся от стыда и едва не упал на смутно чернеющий лед.

- Не знаю, как по-вашему, Катриона, - сказал я, несколько придя в себя, - но все-таки сегодня счастливый день! Мне совестно так говорить, потому что вас постигло столько несчастий и невзгод, но для меня это все равно был самый счастливый день в жизни.

- Да, хороший день, ведь вы были ко мне так добры, - сказала она.

- И все-таки мне совестно быть счастливым, - продолжал я, - сейчас, когда вы бредете здесь, в темную ночь по пустынной дороге.

- А где же мне еще быть? - воскликнула она. - Я ничего на свете не боюсь, когда вы рядом.

- Значит, вы простили меня? - спросил я.

- Я сама должна просить у вас прощения, и если вы меня прощаете, не вспоминайте больше об этом! - воскликнула она. - В моем сердце нет к вам иных чувств, кроме благодарности. Но, скажу честно, - добавила она вдруг, - ее я никогда не прощу.

- Это вы опять про мисс Грант? - спросил я. - Да ведь вы же сами сказали, что лучше ее нет никого на свете.

- Так оно и есть! - сказала Катриона. - И все равно я никогда ее не прощу. Никогда, никогда не прощу и не хочу больше о ней слышать.

- Ну, - сказал я, - ничего подобного я еще не видывал. Просто удивительно, откуда у вас такие детские капризы. Эта молодая леди была нам обоим лучшим другом на свете, она научила нас одеваться и вести себя, ведь это заметно всякому, кто знал нас с вами раньше.

Но Катриона упрямо остановилась посреди дороги.

- Вот что, - сказала она. - Если вы будете говорить о ней, я сейчас же возвращусь и город, и пускай будет надо мной воля божия! Или, уж сделайте одолжение, поговорим о чем-нибудь другом.

Я совершенно растерялся и не знал, как быть; но тут я вспомнил, что она пропадет без моей помощи, что она принадлежит к слабому полу и совсем еще ребенок, а мне следует быть разумнее.

- Дорогая моя, - сказал я. - Вы меня совсем сбили с толку, но боже избави, чтобы я как-либо совлек вас с прямого пути. Я вовсе не намерен продолжать разговор о мисс Грант, ведь вы же сами его и начали. Я хотел только, раз уж вы теперь под моей опекой, воспользоваться этим вам в назидание, потому что не выношу несправедливости. Я не против вашей гордости и милой девичьей чувствительности, это вам очень к лицу. Но надо же знать меру.

- Вы кончили? - спросила она.

- Кончил, - ответил я.

- Вот и прекрасно, - сказала она, и мы пошли дальше, но теперь уже молча.

Жутко и неприятно было идти темной ночью, видя только тени и слыша лишь звук собственных шагов. Сначала, мне кажется, мы в душе сердились друг на друга; но темнота, холод и тишина, которую лишь иногда нарушало петушиное пение или лай дворовых псов, вскоре сломили нашу гордость; я, во всяком случае, готов был ухватиться за всякий повод, который позволил бы мне заговорить, не уронив своего достоинства.

Перед самым рассветом пошел теплый дождь и смыл ледяную корку у нас под ногами. Я хотел закутать Катриону в свой плащ, но она с досадой велела мне забрать его.

- И не подумаю, - сказал я. - Сам я здоров, как бык, и видел всякое ненастье, а вы нежная, прекрасная девушка! Дорогая, не хотите же вы, чтобы я сгорел со стыда!

Без дальнейших возражений она позволила мне накинуть на себя плащ; и так как было темно, я на миг задержал руку на ее плече, почти обнял ее.

- Постарайтесь быть снисходительней к своему угу, - сказал я.

Мне показалось, что она едва уловимо склонила голову к моей груди, но, должно быть, это мне лишь почудилось.

- Вы такой добрый, - сказала она.

И мы молча пошли дальше; но как все вдруг переменилось. Счастье, которое лишь теплилось в моей душе, вспыхнуло, подобно огню в камине.

Дождь перестал еще до рассвета; и, когда мы добрались до Делфта, занималось сырое утро. По обоим берегам канала стояли живописные красные домики с островерхими кровлями; служанки, выйдя на улицу, терли и скребли каменные плиты тротуара; из сотен кухонных труб шел дым; и я почувствовал, что нам невозможно долее поститься.

- Катриона, - сказал я, - надеюсь, у вас остались шиллинг и три полпенни?

- Они нужны вам? - спросила она и отдала мне свой кошелек. - Жаль, что там не пять фунтов! Но зачем вам деньги?

- А зачем мы шли пешком всю ночь, как бездомные бродяги? - сказал я. - Просто в этом злосчастном Роттердаме у меня украли кошелек, где были все мои деньги. Теперь я могу в этом признаться, потому что худшее позади, но предстоит еще долгий путь, прежде чем я смогу получить деньги, и если вы не купите мне кусок хлеба, я вынужден буду поститься дальше.

Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. В ярком утреннем свете я увидел, как она побледнела, осунулась от усталости, и сердце мое дрогнуло. Но она только рассмеялась.

- Вот наказание! Значит, теперь мы оба нищие? - воскликнула она. - Не одна я, но и вы? Да я только об этом и мечтала! Я буду счастлива накормить вас завтраком. Но еще охотнее я стала бы плясать, чтобы заработать вам на хлеб! Ведь здесь, я думаю, люди не видели наших плясок и, пожалуй, охотно заплатят за такое любопытное зрелище.

Я готов был расцеловать ее за эти слова, движимый даже не любовью, а горячим восхищением. Когда мужчина видит мужество в женщине, это всегда согревает его душу.

Мы купили молока у какой-то крестьянки, только что приехавшей в город, а у пекаря взяли кусок превосходного горячего, душистого хлеба и стали уплетать его на ходу. От Делфта до Гааги всего пять миль по хорошей дороге, под сенью деревьев, и по одну ее сторону лежит канал, а по другую - живописные пастбища. Да, идти было очень приятно.

- Ну, Дэви, - сказала она, - что там ни говорите, а надо вам как-то меня пристроить.

- Давайте решать, - сказал я, - и чем скорей, тем лучше. В Лейдене я получу деньги, об этом можно не беспокоиться. Только вот где устроить вас до приезда отца? Вчера вечером мне показалось, что вы не хотите расставаться со мной?

- Это вам не показалось, - сказала она.

- Вы еще так молоды, - сказал я, - и сам я совсем мальчишка. В этом самая большая помеха. Как же нам устроиться? Может быть, выдать вас за мою сестру?

- А почему бы и нет? - сказала она. - Конечно, если вы согласны!

- Если бы это была правда! - воскликнул я. - Я был бы счастлив иметь такую сестру. Но беда в том, что вы Катриона Драммонд.

- Ну и что ж, а теперь я буду Кэтрин Бэлфур, - сказала она. - Никто и не узнает. Ведь мы здесь совсем чужие.