Роберт Стивенсон - Похищенный, или приключения Дэвида Бэлфура Катриона

Он сокрушенно покачал головой, как проповедник на кафедре.

- В каком смысле, мистер Драммонд? - спросил я. - Я буду вам весьма признателен, если вы выскажетесь прямо.

- Да, да, - воскликнул он со смехом, - это на вас похоже! И я восхищаюсь вами. Но высказаться прямо, мой достойный друг, иногда всего труднее. - Он налил себе вина. - Правда, мы с вами добрые друзья, и нам незачем долго рассусоливать. Вы, конечно, понимаете, что вся суть в моей дочери. Скажу сразу, у меня и в мыслях нет винить вас. Как еще могли вы поступить при столь несчастливом стечении обстоятельств? Право, вы сделали все возможное.

- Благодарю вас, - сказал я, настораживаясь еще больше.

- Кроме того, я изучил ваш нрав, - продолжал он. - У вас недюжинные таланты. Вы, видимо, еще очень неопытны, но это не беда. Взвесив все, я рад вам сообщить, что выбрал второй из двух возможных путей.

- Боюсь, что я не слишком сообразителен, - сказал я. - Какие же это пути?

Он поглядел на меня, грозно насупив брови, и закинул ногу на ногу.

- Право, сэр, - сказал он, - мне кажется, незачем объяснять это джентльмену в вашем положении: либо я должен перерезать вам глотку, либо придется вам жениться на моей дочери.

- Наконец-то вы соизволили высказаться ясно, - сказал я.

- А я полагаю, все было ясно с самого начала! - воскликнул он громким голосом. - Я любящий отец, мистер Бэлфур, но, благодарение богу, человек терпеливый и осмотрительный. Многие отцы, сэр, немедленно отправили бы вас либо к алтарю, либо на тот свет. Только мое уважение к вам...

- Мистер Драммонд, - перебил я его, - если вы хоть сколько-нибудь меня уважаете, я попрошу вас говорить потише. Совершенно незачем орать на собеседника, который сидит рядом и внимательно вас слушает.

- Что ж, вы совершенно правы, - сказал он, сразу, переменив тон. Простите, я взволнован, виной этому мои родительские чувства.

- Стало быть, - продолжал я, - поскольку первый путь я оставляю в стороне, хотя, быть может, и жалею, что вы его не избрали, вы обнадеживаете меня на тот случай, если я стану просить руки вашей дочери?

- Невозможно удачней выразить мою мысль, - сказал он. - Я уверен, мы с вами поладим.

- Это будет видно, - сказал я. - Но мне незачем скрывать, что я питаю самые нежные чувства к молодой особе, о которой вы говорите, и даже во сне не мечтал о большем счастье, чем жениться на ней.

- Я был в этом уверен, я не сомневался в вас, Дэвид! - воскликнул он и простер ко мне руки.

Я отстранился.

- Вы слишком торопитесь, мистер Драммонд, - сказал я. - Необходимо поставить некоторые условия. И, кроме того, нас ждет затруднение, которое будет не так-то просто преодолеть. Я уже сказал вам, что, со своей стороны, был бы счастлив жениться на вашей дочери, но у меня есть веские основания полагать, что мисс Драммонд имеет причины не желать этого.

- Стоит ли думать о таких пустяках! - заявил он. - Об этом я сам позабочусь.

- Позволю себе напомнить вам, мистер Драммонд, - сказал я, - что даже в разговоре со мной вы употребили несколько неучтивых выражений. Я не допущу, чтобы ваша грубость коснулась юной леди. Я сам буду говорить и решать за нас обоих. И прошу вас понять, что я не только не позволю навязать себе жену, но и ей - мужа.

Он глядел на меня с яростью, видимо, не знал, что делать.

- Таково мое решение, - заключил я. - Я буду счастлив обвенчаться с мисс Драммонд, если она того пожелает. Но если это хоть в малой мере противоречит ее воле, чего у меня есть причины опасаться, я никогда на ней не женюсь.

- Ну, ну, - сказал он, - все это пустяки. Как только она вернется, я ее порасспрошу и надеюсь успокоить вас...

Но я снова прервал его:

- Никакого вмешательства с вашей стороны, мистер Драммонд, иначе я отказываюсь, и вам придется искать другого супруга для своей дочери, сказал я. - Все сделаю я сам, и я же буду единственным судьей. Мне необходимо знать все доподлинно, причем никто не должен в это вмешиваться, и вы меньше всех.

- Клянусь честью, сэр! - воскликнул он. - Да кто вы такой, чтобы быть судьей?

- Жених, если не ошибаюсь, - сказал я.

- Бросьте свои увертки! - воскликнул он. - Вы не хотите считаться с обстоятельствами. У моей дочери не осталось выбора. Ее честь погублена.

- Прошу прощения, - сказал я, - этого не случится, если мы трое будем держать дело в тайне.

- Но кто мне за это поручится? - воскликнул он. - Неужели я допущу, чтобы доброе имя моей дочери зависело от случая?

- Вам следовало подумать об этом гораздо раньше, - сказал я, - прежде чем вы по своему небрежению потеряли ее, а не теперь, когда уже поздно. Я отказываюсь нести какую-либо ответственность за ваше равнодушие к ней, и никто на свете меня не запугает. Я решился твердо и, что бы ни было, не отступлю от своего решения ни на волос. Мы вместе дождемся ее возвращения, а потом я поговорю с ней наедине, и не пытайтесь повлиять на нее словом или взглядом. Если я уверюсь, что она согласна выйти за меня, прекрасно. Если же нет, я ни за что на это не пойду.

Он вскочил как ужаленный.

- Вам меня не провести! - воскликнул он. - Вы хотите заставить ее отказаться!

- Может быть, да, а может быть, и нет, - отвечал я. - Во всяком случае, так я решил.

- А если я не соглашусь? - вскричал он.

- Тогда, мистер Драммонд, один из нас должен будет перерезать другому глотку, - сказал я.

Джемс был рослый, с длинными руками (даже длиннее, чем у его отца), славился своим искусством владеть оружием, и я сказал это не без трепета; притом ведь он был отцом Катрионы. Но я напрасно тревожился. После того, как он увидел мое убогое жилье и я отказал ему в деньгах - новые платья своей дочери он, по-видимому, не заметил, - он был совершенно убежден, что я беден. Неожиданная весть о моем наследстве убедила его в ошибке, и теперь у него была только одна заветная цель, к которой он так стремился, что, думается мне, предпочел бы что угодно, лишь бы не быть вынужденным встать на другой путь - драться.

Он еще немного поспорил со мной, пока я наконец не нашел довод, который заставил его прикусить язык.

- Если вы так не хотите, чтобы я поговорил с мисс Драммонд наедине, сказал я, - у вас, видно, есть веские причины считать, что я прав, ожидая от нее отказа.

Он забормотал что-то в оправдание.

- Но мы оба горячимся, - добавил я, - так что, пожалуй, нам благоразумнее всего помолчать.

После этого мы сидели молча, пока не вернулась Катриона, и, если бы кто-нибудь мог нас видеть, эта картина, вероятно, показалась бы ему очень смешной.

ГЛАВА XXVIII,

В КОТОРОЙ Я ОСТАЮСЬ ОДИН

Я открыл Катрионе дверь и остановил ее на пороге.

- Ваш отец велит нам с вами пойти погулять, - сказал я.

Она взглянула на Джемса Мора, он кивнул, и она, как хорошо обученный солдат, повернулась и последовала за мной.

Мы пошли обычной дорогой, которой часто ходили вместе, когда были так счастливы, что невозможно передать словами. Я держался на полшага позади, чтобы незаметно следить за ней. Стук ее башмачков по мостовой звучал так мило и печально; и я подумал: как странно, что я иду меж двух судеб, одинаково близко от обеих, не зная, слышу ли я эти шаги в последний раз или же мы с Катрионой будем вместе до тех пор, пока смерть нас не разлучит. Она избегала смотреть на меня и шла все прямо, словно догадывалась о том, что произойдет. Я чувствовал, что надо заговорить, пока мужество не покинуло меня окончательно, но не знал, с чего начать. В этом невыносимом положении, когда Катриону, можно сказать, навязали мне и она уже однажды молила меня о снисходительности, всякая попытка повлиять на ее решение была бы нечестной; но совсем избежать этого тоже было нельзя, это походило бы на бездушие. Я колебался между этими двумя крайностями и готов был кусать себе пальцы; а когда я наконец решился заговорить, то начал едва ли не наобум.