Роберт Стивенсон - Похищенный, или приключения Дэвида Бэлфура Катриона

- Затем, - продолжал мистер Бэлфур, - следуют обычные изъявления преданности и подпись. Вы заметили, я написал "несколько друзей"; надеюсь, вы можете подтвердить, что я не преувеличиваю?

- Несомненно, сэр, мои цели и намерения знают и одобряют не один, а несколько человек, - сказал я. - А что касается вашего письма, за которое с вашего разрешения я приношу вам благодарность, то оно превзошло мои надежды!

- Это все, что я сумел из себя выжать, - сказал он, - и, зная, что это за дело, в которое вы намерены вмешаться, я могу только молить бога, чтобы мое письмо принесло вам пользу.

ГЛАВА IV

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПРОКУРОР ПРЕСТОНГРЭНДЖ

Мой родственник заставил меня отобедать с ним - "дабы поддержать честь дома", - сказал он; поэтому на обратном пути я шагал гораздо быстрее. Я думал только о том, как бы поскорее покончить со следующей частью моего дела, и спешил навстречу опасности; ведь для человека в моем положении возможность отделаться от колебаний и искушения сама по себе очень соблазнительна; тем сильнее было мое разочарование, когда я, добравшись до дома Престонгрэнджа, услышал, что его нет. Должно быть, мне сказали правду, и его в самом деле не было дома ни в ту минуту, ни в последующие несколько часов; но потом я убедился, что Генеральный прокурор вернулся и принимает в соседней комнате гостей, а о моем присутствии, очевидно, просто позабыли. Я бы давно ушел, если бы не страстное желание немедленно рассказать все, что я знаю, чтобы наконец-то заснуть со спокойной совестью. Сначала я пробовал читать: в маленьком кабинете, где я ждал, были всевозможные книги. Но, боюсь, от этого чтения было мало проку; а небо тем временем заволокли тучи, сумерки наступили раньше обычного, а кабинетик освещался оконцем вроде бойницы, и в конце концов мне пришлось отказаться от единственного развлечения (если это можно так назвать) и остальное время ждать в тягостном безделье. Впрочем, одиночество мое несколько скрашивали доносившиеся из ближней комнаты приглушенные разговоры, приятные звуки клавикордов и поющий женский голос.

Не знаю, который был час, но уже давно стемнело, когда дверь кабинета открылась и на пороге появился освещенный сзади высокий мужчина. Я тотчас же встал.

- Здесь кто-то есть? - спросил вошедший. - Кто это?

- Я пришел к Генеральному прокурору с письмом от лорда Пилригского, ответил я.

- И давно вы здесь?

- Боюсь назвать точно, сколько именно часов, - сказал я.

- Впервые об этом слышу, - с коротким смешком отозвался вошедший. Должно быть, моя челядь позабыла о вас. Но вы своего добились, я Престонгрэндж.

С этими словами он прошел в смежную комнату, куда по его знаку я последовал за ним и где он зажег свечу и сел за письменный стол. Это была длинная, но просторная комната, сплошь уставленная книжными полками вдоль стен. Огонек свечи в углу слабо освещал статную фигуру и энергичное лицо Генерального прокурора. Он был красен, глаза его влажно блестели, и, идя к столу, он заметно пошатывался. На нем, несомненно, сказывался обильный ужин, однако и разум и язык повиновались ему полностью.

- Ну что же, садитесь, сэр, - сказал он, - и давайте сюда письмо из Пилрига.

Он небрежно пробежал глазами начало письма, взглянул на меня и кивнул, дойдя до моего имени, но последние строчки, как мне показалось, прочел с удвоенным вниманием - я даже могу поручиться, что он перечел их дважды. Вполне понятно, что в это время у меня колотилось сердце: ведь я перешел свой Рубикон и очутился на поле битвы.

- Весьма приятно познакомиться с вами, мистер Бэлфур, - сказал он, дочитав письмо. - Разрешите предложить вам стакан кларета.

- С вашего позволения, милорд, вряд ли это будет правильно, - ответил я. - Как сказано в письме, я пришел по важному для меня делу, а так как я не привычен к вину, оно может подействовать на меня плохо.

- Что же, вам виднее, - сказал он. - Но если разрешите, я, пожалуй, выпил бы бутылочку.

Он позвонил, и слуга, словно по условному сигналу, внес бутылку вина и стаканы.

- Вы решительно не хотите присоединиться ко мне? - спросил прокурор. - Ну, тогда - за продолжение знакомства! Чем могу вам служить?

- Вероятно, мне следует начать с того, милорд, что я явился по вашему настойчивому приглашению, - сказал я.

- Стало быть, у вас есть некоторое преимущество передо мной, ибо могу поклясться, что до нынешнего вечера я никогда о вас не слышал.

- Верно, милорд, мое имя вам совершенно незнакомо, - сказал я. - И все же вы с некоторых пор стремитесь встретиться со мной и даже объявили об этом публично.

- Желательно, чтобы вы подсказали мне разгадку, - ответил он. - Я не пророк Даниил.

- Быть может, вам будет легче понять меня, если я скажу, что, будь я расположен шутить - а это не так, - я бы мог потребовать с вашей милости двести фунтов.

- На каком основании? - осведомился он.

- На том основании, что за мою поимку обещана в объявлении награда, сказал я.

Он резко отодвинул стакан и выпрямился в кресле, где до сих пор сидел развалясь.

- Как прикажете это понимать? - спросил он.

- "Высокий, крепкий юноша лет восемнадцати, - прочел я на память, говорит чисто, не как горец, бороды не имеет".

- Помню эти слова, - сказал он, - и, если вы явились сюда с необдуманным намерением позабавиться, они могут стать для вас пагубными.

- Намерения мои серьезны, - отвечал я, - ибо речь идет о жизни и смерти, и вы меня отлично поняли, я тот, кто разговаривал с Гленуром, когда в него выстрелили.

- Раз вы явились ко мне, могу предположить только одно: вы считаете себя невиновным, - сказал он.

- Вы совершенно правы, - подтвердил я. - Я преданнейший слуга короля Георга, но если бы я знал за собой какую-нибудь вину, я бы поостерегся входить в логовище льва.

- Рад слышать, - сказал прокурор. - Это такое чудовищное преступление, мистер Бэлфур, что ни о каком помиловании не может быть речи. Варварски пролита человеческая кровь. Это убийство - прямой бунт против его величества, против всей системы наших законов, устроенный известными нам явными врагами. Мне это представляется делом весьма серьезным. Не стану скрывать, я полагаю, что преступление направлено лично против его величества.

- И к несчастью, милорд, - довольно сухо вставил я, - также и против другого высокопоставленного лица, которого я называть не стану.

- Если ваши слова - намек, то должен вам сказать, что странно их слышать из уст верного подданного. И если бы они были произнесены публично, я счел бы своим долгом взять их на заметку, - произнес прокурор. - Мне сдается, вы не сознаете серьезности вашего положения, иначе вы не стали бы ухудшать его намеками, порочащими правосудие. В нашей стране и в руках его скромного служителя Генерального прокурора правосудие нелицеприятно.