Иван Цветков - Американские историки. Учебное пособие

Другие историки усматривали момент перехода к расизму в иных событиях, от революции до аболиционистского движения. Согласно последней интерпретации, классический южный расизм, представления о черных как низшей категории людей, сформировались лишь в ответ на аболиционистскую пропаганду. До возникновения движения за отмену рабства (сначала в Европе, затем в США) у обитателей южных плантаций просто не было повода всерьез задуматься о статусе своих рабов и причинах существующего положения дел.

Так или иначе, в послевоенной американской историографии закрепилось представление о расе как социальном конструкте, идеологическом штампе, никак не связанном с биологическими особенностями людей с разным цветом кожи, а лишь отражающим историческое понимание их взаимного статуса и социальных ролей.

Однако конструктивистский тезис не давал прямого ответа на вопрос, почему же эта искусственная система рабства и расового неравноправия была настолько стабильна и потребовала кровопролитнейшей войны для своей ликвидации?

Большинство историков в 1950—1960-е гг. были уверены в том, что система держалась лишь на страхе и силовом доминировании класса белых плантаторов. С. Элкинс даже сравнивал южные плантации с нацистскими концлагерями периода Второй мировой войны. Затем было высказано несколько новых толкований, из которых наиболее интересными представляются два: идея патернализма (в его ином понимании, нежели у Филлипса), и идея «демократии для белых».

Идею патернализма отстаивал в своих трудах историк-марксист Ю. Дженовезе. Отталкиваясь в своем анализе от тезиса о классовой борьбе, он пришел к выводу, что отношения между антагонистическими классами пролетариата и буржуазии на Севере, и рабов и плантаторов на Юге развивались по-разному. Главное отличие – рабы являлись частной собственностью плантаторов, из-за чего последние не могли относиться к ним так жестоко и бесчеловечно, как владельцы северных фабрик к рабочим. Плантаторам нужно было беречь своих рабов, не высокая мораль, а экономический интерес заставлял их быть относительно гуманными. В результате возникала система патернализма, в которой рабы не были совершенно бесправными, но обладали рядом негласных привилегий. Эти привилегии рабами чрезвычайно ценились и позволяли им видеть в системе некую справедливость, что весьма способствовало сохранению стабильности 38.

Еще одно объяснение того, почему система была стабильной, опирается на представление о «расовом союзе» плантаторов и белых фермеров, к которому, возможно, присоединялись даже самые низы белого населения Юга. Насколько можно судить по сохранившимся источникам, в довоенный период многими белыми южанами разделялась идея о том, что именно рабы обеспечивали своим трудом общественное благосостояние, стабильность и демократию в южных штатах. Они удерживали южное общество от классовых конфликтов, ведь даже самый бедный белый фермер, сравнивая свое положение с положением чернокожего раба, мог придти к выводу, что его дела не так уж и плохи.

В последние годы одной из самых модных историографических тем стало выяснение того, насколько тесно взаимодействовали друг с другом черные рабы и простые южане, действительно ли классовые барьеры, разделяющие белых обитателей Юга, были слабее расовых предрассудков, и способен ли тезис о «демократии для белых» объяснить длительное и стабильное существование в США плантационного рабства.

Следует заметить, что здесь, как и во многих других случаях, переход историков на микроуровень, изучение отдельных эпизодов и регионов, привело к полной разноголосице и невозможности дать однозначный ответ на поставленный вопрос. Ситуация менялась от района к району, где-то чернокожие были почти полностью интегрированы в жизнь белых общин и даже, оставаясь рабами, могли приобрести определенное влияние на белых (например, в случаях со «смешанными» приходами, когда черный проповедник обслуживал и белую, и черную паству), а где-то действительно существовал «расовый союз» белых верхов и низов.

Одновременно с вопросом о рабстве, американским историкам второй половины XX века необходимо было ответить на другой, тесно связанный с ним вопрос: почему только через 100 лет после ликвидации рабовладения черное население Америки смогло решительно и эффективно выступить в защиту своих гражданских прав?

Вплоть до середины XX в., в рамках доминирующих расистских представлений, мало кого удивляло то, что на Юге существует сегрегация, чернокожие ограничены в правах, обладают низким социальным статусом. На что большее могли рассчитывать бывшие рабы, чей интеллект и гражданские добродетели абсолютно атрофировались за столетия жалкого существования? К тому же, целенаправленная сегрегация, разделение рас, многим казались традиционным и единственно верным решением проблемы межрасовых отношений.

Эпоха борьбы за гражданские права, начавшаяся в середине ХХ в., породила тысячи памфлетов, статей и книг, в которых обосновывалась совершенная «дееспособность» чернокожих, демонстрировались их достижения в сферах культуры, науки и политики. Но, пожалуй, самым значимым историческим исследованием этого сюжета стали труды К. Ван Вудварда, специалиста по послевоенному Югу. Важнейший вывод Вудварда – политика сегрегации и соответствующие общественные представления сформировалась на Юге лишь через несколько десятилетий после Гражданской войны, разделение рас не существовало в США исконно, следовательно сегрегация это не данность, а уродливое социальное явление, которое должно быть уничтожено 39.

Согласно еще одному устойчивому историографическому представлению, которое разделялось большинством историков первой половины XX в., освобожденным рабам был дан шанс показать себя, продемонстрировать, на что они способны, в ходе т. н. «радикальной реконструкции Юга» сразу же после Гражданской войны, когда армии Севера оккупировали южные штаты и обеспечили избрание негритянских представителей в органы власти. Результат этого «эксперимента» был признан совершенно неудачным, чернокожим не удалось решить ни одной из актуальных общественно-политических и экономических задач, и лишь т. н. «правительства искупителей», состоящие из белых политиков, смогли исправить ситуацию.

Данную историографическую концепцию тщательному разбору и испепеляющей критике подверг самый известный чернокожий историк второй половины XX в., Дж. Франклин. Он показал, что никакой реальной власти у черных политиков в период Реконструкции не было, но даже то немногое, что им все-таки удалось сделать, имело важное историческое значение. Белые расисты вернулись во власть и организовали сегрегацию не потому, что чернокожие политики были плохи и неэффективны, а в силу традиций расового доминирования. Сегрегация держалась на силе и запугивании, все аргументы ее сторонников были выдумкой и совершенно неудивительно, что в конце концов искусственное разделение рас было ликвидировано 40.