Олег Хлевнюк - Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры

Разумеется, подобные волнения, листовки и слухи не представляли для режима серьезной угрозы. Разветвленный и мощный карательный аппарат без особого труда подавлял малейшее сопротивление. Однако советское руководство имело все основания достаточно серьезно относиться к сигналам о растущей социальной напряженности. Пока мы не знаем, какую информацию о положении в стране получал в те годы Сталин, о чем докладывали ему органы НКВД, партийные инстанции. (Некоторые из цитированных писем отложились среди материалов, которые шли на доклад руководителям ЦК.) Но в любом случае, из каких бы источников ни получали информацию в высших эшелонах власти, там просто не могли не заметить, что в народе усиливается недовольство, что общество измучено террором и неуверенностью в завтрашнем дне.

Осознание того, что репрессии неизбежно являются источником воспроизводства антиправительственных настроений было важной причиной пропаганды собственной «непричастности к произволу», которую дозированно, но неуклонно проводило высшее руководство даже во время максимального усиления террора. Парадоксальным образом в период массовых арестов и расстрелов продолжалась кампания «укрепления социалистической законности». Ее целью было «примирение» с «социально близкими» слоями населения, которые попали под удар репрессий в основном в предыдущие годы, и не осуждались по политическим статьям. 23 октября 1937 г. Политбюро поручило Прокуратуре СССР и Наркомату юстиции провести по всем союзным и автономным республикам, краям и областям проверку уголовных дел в отношении должностных лиц сельсоветов, колхозов, МТС, сельских и колхозных активистов. Проверке подлежали все дела начиная с 1934 г. Одновременно Политбюро поручило прекратить дела и освободить от наказания колхозников, осужденных за малозначительные преступления (имущественные, против порядка управления и т. п.) [1006] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 22. Л. 37. . Эта акция проводилась более двух лет [1007] 27 июля 1939 г. Совнарком СССР принял постановление «О пересмотре дел лиц из колхозного и сельского актива, осужденных в 1934–1937 гг.», в котором признал неудовлетворительным ход вручения справок о снятии судимости и потребовал закончить эту работу в целом по стране до 1 ноября 1939 г. (ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 57. Д. 60. Л. 1). . К ноябрю 1938 г. пересмотру подверглись уголовные дела в отношении 1 млн 176 тыс. человек. С 480 тыс. была досрочно снята судимость, в отношении 107 тыс. прекращены дела. Около 23 тыс. человек были освобождены от отбывания наказания (речь шла обо всех пригово-pax, включая условные осуждения и осуждения к исправительно-трудовым работам) [1008] Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 2. С. 301–302. .

Ряд акций был предпринят для того, чтобы не допустить массовую дискриминацию, особенно молодежи, по принципу родственных связей с «врагами народа». Так, 10 ноября 1937 г. Политбюро утвердило постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР, запрещавшее «огульное увольнение из высших учебных заведений и огульное снятие стипендий со студентов по мотивам их родственных отношений с лицами, привлеченными к ответственности органами советской власти». Постановление предписывало разбирать подобные вопросы «строго персонально после тщательного рассмотрения общественно-политического лица и поведения самого студента». Студентов, которые не могли быть использованы в дальнейшем на оборонных предприятиях (по причине родственных отношений с «врагами»), предписывалось отчислять из вузов наркомата оборонной промышленности в порядке перевода в другие вузы [1009] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 993. Л. 42. . Следующий шаг в этом направлении был сделан в постановлении Политбюро от 9 января 1938 г., которое запрещало увольнять с работы родственников «лиц, арестованных за контрреволюционные преступления, лишь по мотивам родственной связи» [1010] Там же. Д. 994. Л. 56. .

Особенно широко в начале 1938 г. пропагандировалось постановление январского пленума ЦК 1938 г. «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков». Опубликованное 19 января в газетах, это постановление осуждало «массовые, огульные исключения из партии», требовало быстрого рассмотрения апелляций исключенных и объявило, что виновниками произвола являются как враги, пробравшиеся в партийные органы, так и «отдельные карьеристы-коммунис-ты, старающиеся отличиться и выдвинуться на исключениях из партии, на репрессиях против членов партии». На волне новой кампании некоторое количество коммунистов (в основном тех, кого еще не успели арестовать) действительно были восстановлены в партии. Определенное значение имело решение январского пленума о запрещении «неправильной, вредной практики, когда исключенных из ВКП(б) немедленно снимают с занимаемой ими должности».

Все эти постановления и кампании принципиально не изменили ситуацию в стране. Они не были рассчитаны на то, чтобы сколько-нибудь серьезно затормозить террор и в конечном счете принесли облегчение лишь незначительному количеству пострадавших. Однако пропаганда таких решений давала особенно высокий результат. В условиях террора люди с надеждой воспринимали любую позитивную информацию, с особой готовностью верили (или заставляли себя поверить) в «непричастность» к произволу вождей, в конечное торжество справедливости.

Особое значение демонстрация «непричастности» высшего руководства и поиск «козлов отпущения» приобрели в период выхода из террора, неизбежно связанного с ответом на традиционный вопрос: кто виноват? В значительной мере преступления периода массовых операций и кадровых чисток были списаны на «врагов» в органах госбезопасности и персонально на Ежова. Об этом косвенно сигнализировала информация о снятии Ежова и других руководителей НКВД. Сужая рамки дозволенного недовольства и критики, официальная пропаганда практически не допускала широкого обсуждения проблемы виновности государственных структур (того же НКВД) в целом. Речь шла именно об отдельных «врагах», проникших в эти структуры. Эффективным способом выведения из-под удара истинных виновников террора была также шумная пропагандистскую кампанию против так называемых «клеветников».

Команды о проведении этой кампании шли сверху. Несколько материалов, осуждающих «клеветников» поместила «Правда» [1011] Правда. 1939. 5 января. С. 3; 13 января. С. 2. . Знаковым событием в развертывании кампании и индикатором намерений высших руководителей страны было рассмотрение в ЦК ВКП(б) дела группы Напольской — нескольких сотрудниках ленинградских институтов, которые, как следует из документов, объявили себя борцами с «врагами» и посылали заявления в НКВД. Группа действовала длительный период. По ее сигналам, как утверждалось в материалах дела, были арестованы несколько человек, в том числе ответственных работников Ленинграда, которые пытались пресечь деятельность группы. Однако после снятия Ежова отношение властей к подобного рода «общественной активности» изменилось. Делом Напольской занялись секретарь ленинградской партийной организации, секретарь ЦК ВКП(б) А. А. Жданов и заместитель председателя КПК М. Ф. Шкирятов. Под их руководством вопрос готовился для рассмотрения на Оргбюро ЦК. В обширном проекте решения говорилось, что участники группы Напольской, «создавшейся под флагом разоблачения враждебных элементов главным образом в научно-исследовательских институтах и учебных заведениях Ленинграда, стали претендовать на особую роль и заслуги в деле разоблачения врагов, пытаясь создать для себя из критики и разоблачительной работы своеобразную монополию». Группа Напольской была осуждена как антипартийная. Ленинградскому горкому поручалось «проследить за дальнейшим поведением участников группы и ликвидацией их групповой борьбы, создав для честно признавших свои ошибки необходимые условия для исправления и нормальной работы». Постановление предусматривало реабилитацию тех ленинградских работников (секретаря одного из райкомов, редактора газеты «Ленинградская правда»), которые выступали против группы Напольской и были за это репрессированы. Ленинградский комитет должен был также рассмотреть все заявления от пострадавших в результате доносов Напольской и ее товарищей [1012] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 658. Л. 49–50. . Проект этого постановления Жданов и Шкирятов предварительно направили Сталину. В архивном деле сохранилась резолюция Сталина: «Тт. Жданову и Шкирятову. Мне кажется, что резолюция тт. Жданова и Шкирятова — правильна. И. Сталин» [1013] Там же. Д. 905. Л. 276. . 11 февраля 1939 г. постановление было утверждено опросом членов Оргбюро ЦК.