Олег Хлевнюк - Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры

Вместе с тем репрессии против вынужденных отходников были частью традиционной для большевиков практики социального контроля. Ш. Мерль напоминает нам, что применение загранотрядов для пресечения провоза хлеба через административные границы наблюдалось и ранее и что эта политика получила дополнительный импульс в связи с введением паспортной системы в декабре 1932 г. [345] Мерль Ш. Голод 1932–1933 годов. С. 54–55. Введение паспортов означало фактическое прикрепление крестьян к местам их жительства на правах государственных крепостных. Паспорта, после соответствующей чистки и выявления «чуждых элементов», выдавались только горожанам, что существенно ограничивало возможности передвижения крестьянского большинства. 17 марта 1933 г. ЦИК и СНК СССР приняли также постановление, значительно ужесточавшее правила отходничества колхозников. Для ухода на заработки крестьянин должен был предварительно заключить договор с промышленным предприятием или стройкой, а затем на основе этого договора получить разрешение в правлении колхоза. Очевидно, что эта процедура была практически трудноисполнимой (если только в деревню не приезжали вербовщики с полномочиями от государства). Однако в случае самовольного ухода на заработки крестьянину грозило самое страшное наказание в период голода — исключение из колхоза всей семьи, что означало лишение малейшей государственной помощи и повышенные налоги.

Цели этих мер, направленных на ограничение передвижений сельского населения, очевидны. Прежде всего правительство пыталось поддержать хотя бы на минимальном уровне относительное благополучие городского населения — основной социальной базы режима. Эта задача становилась особенно актуальной в условиях постоянного сокращения размеров карточного снабжения и распространения эпидемий в городах. Важную роль играли политические причины, а именно попытки предотвратить распространение слухов о голоде. Закрепление крестьян в деревне было также важной мерой сохранения трудовых ресурсов колхозов в условиях решающего для судьбы будущего урожая весеннего сева. Крестьяне, явно саботировавшие колхозы в предыдущие годы, должны были в полной мере осознать, что альтернативой голоду может быть только работа в колхозах.

Директива ЦК и СНК от 22 января 1933 г., направленная преимущественно против крестьян Украины и Северного Кавказа, в этом контексте может рассматриваться как часть общей политики «закрепощения» крестьян. Она была принята в условиях, когда паспортная система фактически еще не начала действовать. Это была ситуативная реакция на массовые передвижения крестьян, делавших последние отчаянные попытки спасения бегством на начальной фазе большого голода. В последующий период паспортная система и сопровождавшие ее меры регулярного полицейского контроля делали не нужными подобные экстренные операции.

Наконец, важным аргументом сторонников голода-геноцида является то, что голод и репрессии против крестьян сопровождались кампанией подавления украинских «буржуазных националистов» и пресечением политики «украинизации» как поощряющей рост и распространение украинской контрреволюции. 10 декабря 1932 г. на заседании Политбюро были заслушаны отчеты о ходе хлебозаготовок первого секретаря ЦК компартии Украины Косиора, секретаря Днепропетровского обкома Строганова, первого секретаря Западного обкома Румянцев и первого секретаря Северо-Кавказского крайкома Шеболдаева [346] Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 575–577. 148 . В постановлении Политбюро, принятом по результатам этого обсуждения 14 декабря, руководителям Украины и Северного Кавказа поручалось «искоренить контрреволюционные элементы», проникшие в правления колхозов, сельсоветы и другие органы, «не останавливаясь перед применением высшей меры наказания к наиболее злостным из них». Постановление санкционировало предание суду (с приговором к заключению от 5 до 10 лет лагерей) руководителей ряда районов Украины, а также предписывало «всех исключенных за саботаж хлебозаготовок и сева “коммунистов” выселять в северные области наряду с кулаками» [347] Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 577. . Специальный пункт постановления предусматривал выселение в северные области СССР всех жителей северо-кавказской станицы Полтавская.

В контексте усиления карательной политики и борьбы с «врагами» в постановлении от 14 декабря была резко осуждена политика «украинизации» [348] Подробнее о политике «украинизации» и «коренизации» в целом см.: Martin Т. The Affirmative Action Empire. Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923–1939. Ithaca and London, 2001. , которая проводилась в Украине и в «почти половине районов Северного Кавказа». Осуществляемая неправильно, утверждалось в постановлении, эта «небольшевистская “украинизация”» облегчала «буржуазно-националистическим элементам» «создание своих легальных прикрытий, своих контрреволюционных ячеек и организаций». Программа практических мер по «исправлению» «украинизации» предусматривала кадровую чистку партийных и советских организаций, а также перевод с украинского языка на русский официального делопроизводства, газет, журналов и преподавания в школе в «украинизированных» районах Северного Кавказа. На следующий день, 15 декабря, Политбюро приняло постановление об украинизации в других районах СССР. В нем предлагалось прекратить «украинизацию» отдельных районов Дальнего Востока, Казахстана, Центрально-Черноземной области, поскольку «буржуаз-но-националистические элементы», изгнанные из Украины, «проникают во вновь украинизированные районы и ведут там разлагающую работу» [349] РГАСПИ. Ф. 17. On. 3. Д. 911. Л. 12,43. . Фактически эти решения означали приказ о прекращении прежней политики «украинизации», которая в 1920-е годы была предметом особой гордости большевиков. Продолжением этой линии была кампания борьбы с «украинским национализмом» внутри самой компартии. Одной из многочисленных жертв этой кампании был идеолог политики «украинизации», нарком просвещения Украины Н. А. Скрыпник, который был снят с должности в феврале и в результате травли покончил жизнь самоубийством в июле 1933 г.

Как и в случае с операцией против массовых выездов крестьян, борьба с украинской «национальной контрреволюцией» была частью общесоюзной кампании. Сталинская программа выхода из кризиса, как уже говорилось, предусматривала широкомасштабные репрессии, направленные против всех оппозиционных или «подозрительных» слоев общества. Так называемые «контрреволюционные бур-жуазно-националистические элементы» занимали одно из первых мест в списке жертв репрессий, что на самом деле не являлось новым элементом в террористической политике большевиков в целом и Сталина в частности. Уничтожением «национальной контрреволюции» сопровождался перелом конца 1920–1930 гг., массовые операции по национальному признаку были составной частью «большого террора» 1937–1938 гг. и т. д. В 1932–1933 гг. чистки на национальной почве, а также прекращение политики «коренизации» затронули и другие, прежде всего пограничные республики. Например, 19 декабря 1932 г., через несколько дней после принятия постановлений о репрессиях в основных зерновых регионах страны и «украинизации», Политбюро рассматривало доклад руководителей Белоруссии о хлебозаготовках в этой республике. Белорусам было указано, что их работа в сельском хозяйстве «неудовлетворительна» и что годовой план по хлебу они обязаны выполнить безусловно, развернув «решительную борьбу со спекулянтскими элементами и саботажниками заготовок в колхозах и среди единоличников». Одновременно в постановление Политбюро были внесен пункт, повторявший аналогичные решения по Украине. Белорусским властям напоминалось, что «пограничное положение Белоруссии подчеркивает необходимость усиленной борьбы […] с гнилыми, перерожденческими элементами в партии, сплошь и рядом прикрывающими свою антисоветскую работу фальшиво-национальным флагом» [350] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 912. Л. 8,42–43. . Фактически это было указание о борьбе с «белоруссизацией» и ее сторонниками по примеру борьбы с «украинизацией». Еще более откровенно эту линию Политбюро определило в постановлении от 2 марта 1933 г. «Об извращении национальной политики ВКП(б) в Белоруссии». Белорусские руководители были обвинены в потворстве «буржуазно-кулацким националистическим тенденциям» [351] Там же. Д. 917. Л. 7. . В Карелии осенью 1932 — весной 1933 г. (т. е. в тот же период пика голода и чисток) была проведена крупномасштабная операция по делу «заговора финского генштаба». Арестованных карелов, как правило, участников антисоветского восстания 1921–1922 гг. (т. е. по тому же сценарию, что и «петлюровцев» на Украине) обвиняли в «национал-уклонизме». Был поставлен крест на проводившейся до этого политике «финизации» [352] Килин. Ю. Карелия в политике Советского государства. 1920–1941 гг. Петрозаводск, 1999. С. 146. . Этот список можно продолжить.