Владимир Побочный - Московская великая битва – оборона. Часть 2

Жуков ходил по всем этим бумагам, «железным крестам», бляхам в хромовых сапогах со шпорами, трогал носками что-то из бросившегося ему в глаза, брезгливо морщился, коротко бросал:

– А это что? А это?

– Эта вот медная штуковина на цепочке – медаль «За зимовку в России», – пояснил переводчик. – А это пропуск на проезд в Москву на предстоящий парад.

– Никакого фашистского парада в Москве не будет, – сурово, жестко проговорил Жуков. – Отбросим. Покатятся вспять. И зимовать в Подмосковье не позволим. Прочтите, что это? – Жуков копнул носком сапога лист размером с ладонь.

– Это гарантия.

– Какая?

– Что-то вроде ордера на русскую землю, – поспешил пояснить Шевченко. – Предъявителю сего обещаю после войны надел земли в облюбованном районе России.

– И вы его землей наделили? – улыбнулся Жуков.

– Так точно, товарищ командующий! Он получил под Велижем надел в три аршина.

Внимание Жукова привлекла маленькая, в позолоченном переплете записная книжица, пробитая пулей.

– Что в ней? Прочтите.

Переводчик открыл страничку:

– Здесь выписки из циркуляров, инструкций и речи фюрера. «Надо взять из России все, что нам нужно». «Нужно разработать технику сокращения чужого населения». «Важно не раскрывать перед всем миром свои цели и устремления, а только самим знать свои намерения». «Москву надо разгромить молниеносно». И так далее».

В этот же день. Фашистские войска захватывают Дедилово. Возникает угроза глубокого прорыва танковых дивизий в тыл нашим войскам с юга, в район Венева и Зарайска. Видя эту опасность, Военный совет Западного фронта образовывает веневский боевой участок, включив в его состав части двух стрелковых и одну кавалерийскую дивизию, две танковые бригады и несколько батарей артиллерии.

Карта боевых действий с 24 октября по 5 декабря 1941 года

В ходе трехдневных боев немецкое командование убеждается, что на волоколамском направлении не прорвать оборону. Поэтому, продолжая здесь наносить удар за ударом и медленно, по два-три километра за сутки, теснят наши части, и начинают готовить прорыв южнее Волжского водохранилища. Такое решение обусловливалось тем, что немцы, наступавшие вдоль северного берега водохранилища на участке Калининского фронта, сумели захватить железнодорожный мост и выйти на автостраду Москва – Ленинград.

На клинском направлении сосредоточиваются вражеские войска. Угроза с севера усиливается.

«К этому времени – отмечал К. К. Рокоссовский – бои в центре и на левом крыле в 10–12 километрах западнее Истринского водохранилища.

Вид на Истринское водохранилище

Само водохранилище, река Истра и прилегающая местность представляли прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно, можно было, по моему мнению, организовать прочную оборону, притом небольшими силами. Тогда некоторое количество войск вывели бы во второй эшелон, создав этим глубину обороны, а значительную часть перебросили бы для усиления борьбы на клинском направлении.

Всесторонне все продумав и тщательно обсудив со своими помощниками, я доложил наш замысел командующему фронтом и просил его разрешить отвести войска на истринский рубеж, не ожидая, пока противник силою отбросит туда обороняющихся и на их плечах форсирует реку и водохранилище.

Ко всему сказанному выше в пользу такого решения надо добавить и то, что войска армии понесли большие потери и в людях, и в технике. Я не говорю уже о смертельной усталости всех, кто оставался в строю. Сами руководители буквально валились с ног. Поспать иногда удавалось накоротке в машине при переездах с одного участка на другой.

Командующий фронтом не принял во внимание моей просьбы и приказал стоять насмерть, не отходя ни на шаг.

Я считал вопрос об отходе на истринский рубеж чрезвычайно важным. Мой долг командира не позволил безропотно согласиться с решением командующего фронтом, и я обратился к начальнику Генерального штаба маршалу Б. М. Шапошникову. В телеграмме ему мы обстоятельно мотивировали свое предложение. Спустя несколько часов получили ответ. В нем было сказано, что предложение наше правильное и что он, как начальник Генштаба, его санкционирует.

Радость, однако, была недолгой. Не успели еще все наши войска получить распоряжение об отходе, как последовала короткая, но грозная телеграмма от Жукова. Приведу ее дословно:

«Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать. Генерал армии Жуков»» (к. 20).

Ночь 19 ноября. Из записок московского врача «скорой помощи» А. Г. Дрейцера: «Участились автомобильные катастрофы в Москве. В этом виноваты: темнота, с одной стороны, и с другой – то, что военные шоферы не знакомы с правилами столичного уличного движения» (к. 5).

Из архивных материалов и документов текущего периода

Запись беседы от 19 ноября 1941 г. заместителя наркома ИД СССР А. Я. Вышинского с послом Швеции в СССР В. Ассарссоном

19 ноября 1941 г. Секретно

Шведский посланник, принятый по его просьбе сегодня в 16 час, обратился ко мне по следующему вопросу:

Германское правительство, заявил Ассарссон, вновь ставит вопрос о военнопленных; оно предлагает на условиях взаимности создать организацию, которая будет заниматься всеми вопросами, касающимися режима военнопленных. Шведское правительство предлагает свои услуги в деле создания такой организации на основании Женевской конвенции 1929 г. Шведская миссия в Берлине неоднократно обращала внимание германских властей на плохое отношение к советским военнопленным, содержащимся в концентрационных лагерях Германии. В ответ на это германские власти заявляли, что их отношение к советским военнопленным хорошее, что немцы – «самая гуманная нация», которая «не допустит» преступного отношения к военнопленным, и т. п. Проверить действительное положение военнопленных шведская миссия не имела возможности, так как она не имеет доступа в германские концентрационные лагеря. Поэтому шведское правительство считает целесообразным создать организацию, которая сможет на месте проверять положение военнопленных и контролировать выполнение немцами обязательств в отношении советских военнопленных, как это оговорено в Женевской конвенции 1929 г., к которой Германия присоединилась.

Желая уточнить постановку вопроса, я спросил Ассарссона, означает ли это предложение правительству СССР присоединиться к Женевской конвенции 1929 г.