Александр Стрыгин - Расплата

И вдруг со дна оврага раздался тихий, но хорошо слышный стон...

Только на родном подворье пришли они в себя.

За печкой, прямо на полу, засветили сальничек и стали рассматривать принесенные вещи. Антип схватился сразу за сапоги. Варвара вывертывала карманы. Из бокового вытащила бумажки и с любопытством развернула их.

- Листовка, - тихо сказала Варвара, прочитав серо-желтую плотную бумагу. - А это что?

Антип не смотрел на бумаги, они его не интересовали. Он поглощен был осмотром сапог. Один сапог оказался сильно порезанным.

И вдруг, даже не глядя на жену, он почувствовал, что с ней что-то случилось. Вскинув на нее озабоченный взгляд, Антип остолбенел.

Круглые остановившиеся глаза, в безмолвном крике раскрытый рот жены заставили побледнеть Антипа. Он оглянулся, думая, что она увидела там что-то страшное, но кухонный стол мирно и сиротливо стоял на прежнем месте, чуть склонившись к углу.

- Прошка! - взвизгнула Варвара и протянула Антипу бумагу.

Антип взглянул на измятый листок с печатью - читать он не умел.

- Что с Прошкой? - испуганно кинулся он к жене.

- Это Прошка наш! Это он убитый! - закричала она, указывая на кожанку. - Его документ!

Антип несколько мгновений обалдело смотрел на жену, словно не понимая, что случилось. Лицо его перекосилось и задергалось, руки забегали по полу, ища что-то. Вот они нащупали кожанку, наткнулись на сапог.

Антип зловеще хихикнул:

- Не вижу... Где Прошка? Где седло? Где конь?

Трясясь всем телом, он привстал, держась за приступку полатей. Подался вперед, к жене, выставив вперед руки.

- Где седло? Не балуйся. Прошка... Прошка, не прячься! - заорал он. - Отдай седло! - Руки его нащупали шею рыдающей жены и конвульсивно сжались.

- Караул! - захрипела Варвара, вырываясь. - Караул!

- Отдай седло! - уже брызжа пенящейся слюной, рычал Антип в лицо задыхающейся жены. - Отдай седло!

И вдруг замертво повалился на пол.

3

- Как можно было после успешного боя в Пахотном Углу сдать Рассказово? - тихо, но строго спросил Антонов-Овсеенко у комвойск Павлова, который сидел против него рядом с членами полномочной комиссии Васильевым и Лавровым.

- У Антонова всюду агенты и разведчики. Он воспользовался сменой гарнизонов, а главное - с юга вызвал вторую армию, не побоявшись оголить Каменку. Но это уже отчаяние...

- Его отчаяние не оправдывает наши потери и ненужные жертвы, - резко встал Антонов-Овсеенко. - Мы теряем замечательные кадры бойцов и командиров. Пора кончать игру в кошки и мышки. Антоновцы срывают сев. Сегодня мы выслушиваем людей, которых я вызвал по специальному списку, представителей разных слоев крестьян, чекистов, совработников с мест. В ближайшие дни поеду в Москву просить новые войска и бронеотряды. Я не верю, что крестьяне этих трех уездов поддерживают бандитов... Не имеем возможности охранять их мирный труд - вот в чем суть вопроса.

В кабинет вошел штабной командир и передал Павлову свежую сводку. Павлов прочел и передал Антонову-Овсеенко.

- Вот, пожалуйста. - Антонов-Овсеенко поправил очки и стал читать вслух сводку второго боевого участка: - "Банда Антонова шестнадцатого апреля, разделившись в Большой Зверяевке (юго-западнее станции Чакино) на две группы, ушла по двум направлениям: одна через Каменку в Никольское-Лукино, другая, с самим Антоновым, в составе четырех полков, численностью две тысячи конных, вооруженных винтовками, при одном орудии, нескольких пулеметах и обозе - двести подвод - двинулась в северо-западном направлении на Покрово-Марфино..."

- Новый рейд, новые жертвы! - заметил Павлов.

- Опять колесом вокруг Тамбова попер, - грубовато заговорил Андрей Лавров. - Ему бы все пути перерезать, да войск мало.

- И у него их негусто, - ответил Павлов. - Но ведь он не стоит на месте, не принимает боя, когда невыгодно. А у нас кавалерийских частей почти нет. Надо просить кавалерию.

- Товарищ Павлов, - перебил его Антонов-Овсеенко, - я вас отпускаю. Займитесь оперативной работой по этой сводке, а мы будем беседовать с людьми. Вечером зайдите ко мне с начальником штаба.

Павлов встал и тяжело зашагал к двери.

- Товарищ Лавров, где ваш Ревякин? Вы его вызвали?

- Он ждет, Владимир Александрович, здесь, в приемной.

- Зовите его.

Василий не знал, зачем его вызвали к Антонову-Овсеенко прямо с боевых позиций отряда, и потому вошел в кабинет настороженно.

Отрапортовав, сел в указанное Лавровым кресло перед столом.

- Мы с вами знакомы с прошлого года, Ревякин, - с усталой доброй улыбкой заговорил уполномоченный ВЦИК. - Помните картошку самоварного приготовления? Очень вкусно было!

Василий кивнул, но улыбки у него не получилось. Он оглянулся на Лаврова - тот смотрел на него ласково, прищурив глаза.

- Мы вас пригласили посоветоваться, - мягко продолжал Антонов-Овсеенко. - Вот говорят, что Антонова поддерживают крестьяне трех уездов, где прошло пригородное движение и где созданы комитеты СТК.

Василий нахмурился: "Не к тому ли клонит, что мой отец в комитете? Я сам признаюсь, нечего меня успокаивать!"

И он, подняв глаза на Антонова-Овсеенко, твердо сказал:

- Вам про моего отца сказали? Да, это верно. Он в комитет был записан. Я уже командование сдал Андрею Филатову.

- Подождите, я не понимаю, - развел руками Антонов-Овсеенко.

- Почему сдал? - тревожно встал с кресла Лавров. - Кто приказал?

- Зачем приказа ждать? Я коммунист. Раз отец в предателях...

- Ах, вон оно что! - закивал головой Владимир Александрович. Теперь все ясно. А почему вы, Ревякин, считаете отца предателем?

Василий замялся.

- Хорошо, к отцу еще вернемся. Давайте поговорим вообще о крестьянах. Вот вы, Ревякин, верите, что за бандитов стоят крестьяне? Основная, средняя масса?

- Да что вы, Владимир Александрович! - воскликнул Василий, почувствовав себя легче оттого, что снял с души груз. - От темноты от своей мужик страдает. Вот я, примерно, знаю, что надо пережить тяжелое время. Знаю, что скоро будет легче... А мужики этого не знают и не верят этому. Отвыкли верить. А им шептуны всякое нашептывают про коммуну, грозят. Да еще наши дураки... некоторые, - поправился Василий, - властью балуются...

- Очень хорошо сказал! - воскликнул Антонов-Овсеенко. - Именно: балуются властью! Врагам, эсерам пищу дают для пропаганды! Кстати, повернулся он к Лаврову, - из Москвы скоро прибудет к нам сто человек лучших рабочих-пропагандистов. Разошлем по уездам. Так тогда в чем же дело, дорогой Ревякин? Почему крестьяне молчат? Почему без сопротивления отдают Антонову овес, хлеб, лошадей? А от наших продорганов прятали хлеб в землю?

- А это, Владимир Александрович, в селах такой неписаный закон: круговая порука. Вот мне в прошлом году старик один так сказал: вы, говорит, приедете на денек, да и уедете, а нам тут с потьмой да с тоской оставаться наедине. Выдай я вам кого - мне красного петуха под крышу подпустят. Куда я ночью с семьей денусь? А то и совсем убьют. У нас, говорит, как в стаде: одна круженая овца может всех замучить... И я тогда, Владимир Александрович, еще подумал: вот бы в каждом селе иметь свою круговую поруку!