Д. Ляпин - История средневековой Руси. Часть 1. Древнерусское государство в IX-XII веках

Чрезвычайный интерес к Легенде в историографии XVIII–XX вв. обусловлен ее историческим содержанием и возможными историческими выводами из нее. О второй половины XVIII в. она служила одним из краеугольных камней «норманнской» концепции происхождения Древнерусского государства, и потому на ее изучении сильно сказалась борьба норманистов и антинорманистов. Вплоть до начала XX в. Легенда рассматривалась по преимуществу с исторической точки зрения как более или менее достоверный рассказ о начале Русского государства. Появление скандинавской («варяжской») по происхождению великокняжеской династии на Руси в соответствии с представлениями XVIII – первой половины XIX в. отождествлялось с основанием самого государства, что вызывало критику антинорманистов и стремление интерпретировать либо всю Легенду в целом, либо слово «варяг» таким образом, чтобы обосновать местные, славянские истоки Древней Руси. В начале XX века А.А. Шахматов заложил основы, «литературоведческого» (летописеведческого) направления в изучении Легенды, исследовав ее текстологически в связи с реконструкцией ранней истории русского летописания. Важнейшие выводы А.А. Шахматова были приняты и с небольшими уточнениями повторяются во всех последующих трудах (Е.А. Рыдзевская, Д.С. Лихачев, А.Г. Кузьмин и др.).

Со времени А.А.Шахматова Легенда считается «книжной конструкцией», плодом «тенденциозного сочинительства» одного из составителей или редакторов ПВЛ (согласно самому А.А. Шахматову, составителя Начального свода 1095 г.). Наиболее подробно вопрос о политической тенденциозности Легенды рассмотрел Д.С. Лихачев, видевший в ней обоснование единства древнерусской княжеской династии в условиях междукняжеских усобиц второй половины XI – начала XII вв. Источником этой конструкции, по мнению А.А. Шахматова, Д.С. Лихачева и др., послужили местные, первоначально самостоятельные предания, династические (А.А. Шахматов) или связанные «с урочищами, могильниками, селами и городами» (Лихачев): Ладожское, Новгородское, Изборское, Белозерское. Историческая достоверность «легенды» ставилась под сомнение или отвергалась.

В последние десятилетия, соглашаясь с поздним и искусственным характером Легенды, историки усматривают в ней историческое ядро – вокняжение скандинавского правителя на Новгородском севере (В.Т. Пашуто, В.Л. Янин, А.Н. Киржечников, Е.Н. Носов и др.). К. Тиандер относит ее к числу германских переселенческих сказаний. Однако установление фольклорного, устного происхождения Легенды и сделанные ценные текстологические и исторические наблюдения не были продолжены с целью выявления типа и структуры исходного повествования, использованного летописцем, его первоначального содержания, характера его переработки в летописном тексте и т. д.

По своему содержанию Легенда принадлежит к широкому кругу аналогичных социоэтиологических легенд и представляет собой повествование о происхождении правящей династии (A. Stender-Petersen), т. е. в категориях средневековой историософии – о происхождении государства. Типологически сходные легенды присутствуют в большинстве средневековых «историй», составители которых стремились определить место своего народа в христианском мире и во всемирно-историческом ряду. Первое достигалось изложением библейской этногенетической легенды о заселении ойкумены потомками Сима, Хама и Иафета и дополнением ее наименованиями интересующих хрониста народов (ср. космографическое вступление к ПВЛ). Второе, понимаемое как объяснение происхождения государства/династии, служило предметом собственных построений хрониста на основе всемирной (библейской) истории и местной исторической традиции, воплощавшейся в мифе и эпосе. Поэтому сказания о происхождении государства/династии во всех европейских традициях сочетают мифо-эпические, квазиисторические и исторические элементы.

В условиях формирования ранних государств этиологический миф о происхождении основателя государства/династии осмысляется как его нахождение, переселение или приглашение. Первый, наиболее архаичный вариант (нахождение) представлен, например, в римской (Ромул и Рем), скандинавской (датские Скьёльдунги) традициях, второй (переселение) – английской (Брут) и скандинавской (Один и асы у Снорри Стурлусона), третий (приглашение) – в англо-саксонской (Хенгист и Хорса), западнославянской (Пшемысл у Козьмы Пражского), восточнославянской (Рюрик, Синеус и Трувор).

Со структурно-типологической точки зрения в сказаниях о призвании выделяются следующие эпизоды: преамбула (обоснование необходимости призвать правителя), поиски правителя (обращение к иноплеменникам), его приход, условия передачи власти, история правления («деяния»), передача власти по наследству, т. е. основание династии, современной хронисту. Историческое «наполнение» этих эпизодов обусловливается конкретными обстоятельствами, в которых происходит литературное оформление сказания, а степень и формы разработки каждого из эпизодов – взглядами и задачами христианства, а также национальными традициями.

В древнерусской Легенде присутствуют все эпизоды, но их значение в глазах летописца (и, соответственно, подробность их изложения) неравноценны. Так, «деяния» правителя, обычно наиболее подробно разработанная часть, практически отсутствует в ранних летописных текстах. Возможно, их отголоском являются упоминания о городах, где сел Рюрик и его братья, и о раздаче Рюриком градов своим мужам. Лишь кратко названы обстоятельства «призвания», приход будущего правителя и др. На первый план выдвигается тема наличия или отсутствия правопорядка («правды») и необходимость его установления, что, возможно, обусловлено, как и считал Д.С. Лихачев, обстановкой княжеских усобиц конца XI – начала XII вв.

Выдвижение на первый план правовой стороны «призвания», а также значительное количество правовой лексики (терминов и формул) в тексте Легенды («правда», «наряд», «ряд», «княжити и володети», «рядить», «судить по праву» и пр.), вероятно, указывают на то, что составитель летописи использовал историческое предание, содержавшее изложение, соглашения, на основе которого было осуществлено «призвание». Существование подобного соглашения – «ряда» вытекает из самого рассказа летописца: «князь» приглашается «рядить (судить) по ряду», т. е. согласно договору между ним и местными правителями (В.Т. Пашуто).

Условия ряда прослеживаются в летописном тексте. Ряд предусматривает передачу верховной власти приглашенному князю (он должен «княжить», «володеть»), вероятно, в первую очередь, для осуществления задач консолидации нарождающегося государства (В.Т. Пашуто), поскольку иноземный правитель и его дружина не были связаны узкоплеменными интересами. Другой задачей приглашенных была защита от внешней опасности. Как и на Западе, урегулирование отношений с одной из групп скандинавов давало возможность использовать их против других отрядов. Власть князя ограничивается условием, «судить» («рядить») «по праву» (вариант: «по ряду», согласно договору), т. е. руководствоваться нормами, существовавшими в момент «призвания» в Новгородской земле. Наконец, перечисление городов, где сели Рюрик и его братья и где Рюрик посадил своих мужей (эти перечни, вероятно, видоизменены летописцем, исходившим из реалий конца XI – начала XII вв. и включившим в них города, которые играли важную роль в его время, но не в IX в., когда некоторых из них, в том числе Новгорода, еще не существовало), вероятно, отражают условия «кормления» пришельцев (В.Т. Пашуто). Договоры со сходным содержанием заключались со скандинавскими предводителями в странах Западной Европы, во Франции (911 г.) и в Англии (878 г.), а также на Руси на протяжении X–XI вв. Последний из них и наиболее известный по исландской «Саге об Эймунде» был заключен Ярославом Мудрым в конце 1010-х гг.