Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 7. По зимнему следу

В складках кожи у зверя уйма всякого рода ползучей нечисти. И птицы пасутся на носорогах, залезают даже в уши и ноздри. И носорог терпит. Или вот еще снимок. Идет по степи птица дрофа, а на спине у дрофы — седок, золотистая щурка. Почему она села, прокатиться для удовольствия? Вряд ли. Скорее всего, шествуя по траве, голенастая птица пугает пчел и других насекомых, за которыми щурка охотится.

Но чаще всего содружество в природе взаимовыгодно. Даже у крокодила есть преданный друг. Небольшая птица шныряет в открытой пасти у крокодила и чистит страшные зубы от остатков еды. Казалось бы, ненасытная пасть должна непременно сомкнуться. Ан нет, крокодилу нужен такой помощник.

Примеров тесной дружбы в природе великое множество. Всем известен союз рака-отшельника и актинии, акулы и рыбок-лоцманов. Жирафы охотно пасутся с зебрами.

Зебры сообразительны и умны, а у жираф длинные шеи (издали замечают опасность). Носороги держатся там, где пасутся слоны. В сухое время слон бивнями роет колодец, а из колодца напьется и носорог.

Иногда содружество принимает поразительно интересные формы. В Африке живет небольшая серая птичка медоуказчик. Характерными звуками птица дает сигнал барсуку (а иногда и барсук свищет птице), и когда эти два очень разных существа встретятся, то они хорошо знают, что надо делать. Медоуказчик, порхая с ветки на ветку, ведет барсука к дереву, где живут пчелы. Барсук огребает мед, а воск достается птице.

На примере медоуказчика мы можем рассмотреть и еще одну ветку на древе сотрудничества. Птица медоуказчик — единственное существо на земле, способное питаться воском.

Как удается переварить птице столь необычный корм? Оказалось, в желудке медоуказчика поселилось несколько видов бактерий. Эти мельчайшие организмы, питаясь сами, превращают воск в соединения, которые организм птицы способен усвоить…

Все сущее на земле сплетено в единое целое, название которому — жизнь.

Фото В. Пескова и из архива автора.

19 июля 1970 г.

(Окно в природу)

Из детства я знал: если в буран заблудился — доверься лошади, бросай поводья, и лошадь найдет жилье. Несколько лет назад в Кавказских горах мне пришлось испытать это удивительное чутье…

Для чучела в заповедник нам надо было добыть оленя. Нужен был большой рогатый самец. И несколько дней на лошадях с вьюками мы уходили все глубже и глубже в горы. Олени попадались довольно часто, но не было нужного нам рогаля.

Ночевали мы в старых прокопченных балаганах, поставленных тут еще во времена царской охоты.

Каждое утро начиналось у нас с проклятий. Исчезали все лошади. По росным следам мы шли искать и находили их километров за восемь.

Кобыла по имени Мотя когда-то паслась в этих местах и без ошибки находила знакомые ей душистые травяные поляны.

Лошадей мы стали треножить. Но за ночь они все-таки достигали желанных полян. Мы решились на последнее средство: стали привязывать Мотю длинной вожжой. Ночные побеги сразу же прекратились — без Моти лошади не решались уйти.

Была у Моти и любопытная странность: чуть дождик — она становилась пугливой. В такие минуты я просто боялся на ней сидеть. Тропинка идет над самым обрывом, а лошадь вдруг начинает прядать ушами, воротит в сторону голову. Но перестал дождь — и Мотя опять становилась тихой послушной лошадью. На одном из привалов мы разгадали причину странного беспокойства. К седлу у меня был приторочен топор в чехле из сыромятной кабаньей кожи. В дождик кожа издавала запахи дикого зверя. Спрятал я этот топор в переметную сумку, и Мотя перестала замечать дождики.

Дней шесть мы лазали по горам и вышли наконец к перевалу в Китайскую балку. Надо было подняться почти к самым вершинам, и мы стали искать тропинку, пробитую тут царскими егерями. Тропинка нашлась, но была она почти незаметной. Часа два с лишним, петляя, мы поднимались вверх: миновали полосу гнутых ветром лесов, прошли луга с большими, как чайные блюдца, ромашками, и наконец еле приметная тропка повела нас по голым сыпучим камням.

Местами подъем был крутым, и мы карабкались, держась за хвосты лошадей. В другом месте подобная процедура лошадям не понравилась бы, но кавказские лошади к таким подъемам приучены.

Мотя.

К полудню вышли на перевал. Жутковато было посмотреть вниз. Широким колодцем синела долина. Пенилась и глухо шумела внизу река. Два черных орла висели в воздухе ниже нас.

— Лучше и не глядеть, — пошутил егерь.

В Китайской балке, с пологой стороны гор, егерь надеялся встретить оленя. Он проверил винтовку и ходко начал спускаться. А мы с приятелем стали фотографировать серн, взбежавших на снежник. Потом в бинокль мы заметили двух медведей и долго наблюдали, как звери ворочали камни, искали под ними червей.

Незаметно наступил вечер. Густо-синей стала долина. На лимонном небе четко обозначились колючие гребешки гор. Солнце протянуло к нам в облаках прощальный широкий луч, и стало темно… Егеря не было. Приложив ладони к губам, мы стали кричать. Потом три раза стрельнули в темноту из немецкого карабина. Снизу донесся ответный выстрел. Мы стали мигать фонариком.

Но только через час с лишним усталый егерь вылез на перевал. Он увлекся поиском оленя и упустил время.

Скорей спускаться! Но сразу же мы поняли: тропу, еле заметную даже днем, нам сейчас не найти…

Около часа, пригнувшись, мы искали старинный след. Свет фонаря постепенно сделался красным, и мы боялись уже оступиться. Кто был в лесу и в горах ночью, знает, как в темноте все меняется, как появляется ощущение незримых опасностей. Здесь же опасность была реальной.

В темноте под нами глухо шумела река…

Благоразумнее было бы подождать тут, на каменном гребне, рассвета. Но была осень, вершины гор стояли уже в снегу — в легкой одежде за ночь окоченеешь. Ощупью мы продолжали искать тропинку… И в какой-то момент я почувствовал: не я веду лошадь, а она тянет меня. Засветил спичку — тропы не видно. Но Мотя, а за ней три другие лошади уверенно тронулись вниз.

Не выпуская из рук поводьев, мы тоже стали спускаться. Все время казалось: вот сейчас, сейчас нога не встретит опоры, и мы полетим в темноту.

Но лошади шли уверенно. И скоро мы поняли, что стоим на тропе. Без лошадей этот почти незаметный по камню след мы, конечно, потеряли бы и потому доверились лошадям полностью…