Фрида Суслопарова - Первый гром и первая любовь

- А ясли у нас откроют? Тоже надо ясли открыть...

- По весне на волах пахали, так и дальше можно на волах...

- Насчет прополки это верно: черный паслен и лебеда всю кукурузу затянули...

Собрание затянулось допоздна. Говорили о наболевшем: о кулаках, они и здесь немало навредили, о погоде, о том, как наладить колхозное хозяйство.

После собрания Грудский попросил Оксану:

- Может, останешься, Оксана? Проведешь завтра первое собрание комсомольской ячейки? Пускай ребята выберут секретаря, помоги им. Про Устав комсомола расскажи, вообще побеседуй.

- Останусь, - охотно согласилась девушка, - я все одно до тетки пойду ночевать.

- Да ведь уже ночь! - испуганно воскликнула Дина. Она и не заметила, как в сельсовете зажгли лампу-"молнию". - А мне надо домой, там дети...

На улице была кромешная тьма, ни звездочки в небе. Тьма давила, окутав все вокруг.

- Дюже захмарило, - сказал рядом мужской голос.

- Может, к дождю? - робко отозвался женский.

"Как же я доберусь домой?" - со страхом подумала Дина.

- Дина, где ты? - Она не увидела, а скорей почувствовала, что Грудский рядом, и обрадовалась.

- Ой, как темно, а мне нужно обязательно домой. Утром Ангелина уйдет...

- Пойдем! Иди за мной!

- А ты знаешь дорогу? Я ни за что не найду...

- Все я тут знаю, все дорожки-стежки, - весело отозвался Грудский. Она пошла за ним. Постепенно Дина стала различать купы деревьев на краю села, криницу с торчащим журавлем. Впереди темнел лес. Вдруг слабый порыв ветра прошумел в кронах деревьев.

Грудский и Дина вошли в лесную чащобу, здесь было совсем темно и тихо.

- Иди рядом, - сказал Грудский, - дорожка широкая, утром на телегах проезжали... Выделим мы этому колхозу трактор...

Дина молча шла рядом с Грудским.

- Как хорошо вдвоем идти, - сказала она, - ночью страшно одной! Да и дороги бы не нашла...

- Слушай, Дина, ты сделала прекрасный доклад! Умница. Лучше невозможно было сказать! Молодчина! Нет, ты только понимаешь, что ты сделала? Пять человек записалось в комсомол!

- Правда?

- Ну ты же слышала, как ребята записывались...

Дина вздохнула.

- А я так боялась, что не получится...

- Все, все получилось! Ты, Дина, прирожденный пропагандист!

- Так уж прирожденный...

- Послушал я тебя и подумал: в нашей пропаганде недостает главного доступности. Много фраз! Отвлеченности, понимаешь? С одной стороны, мы должны раскрывать перед молодежью научную сторону марксизма... Но ведь для этого требуется определенная подготовка, а ее у сельской молодежи пока не хватает. Учиться надо у Владимира Ильича. Взять хотя бы его речь на III съезде комсомола. Сложнейшие теоретические вопросы раскрывает просто, доступно и на конкретных примерах... А послушаешь наших пропагандистов... И мировая революция, и гидра империализма, и всякие учености... Не так много лет прошло после революции, а у нас уже полным-полно всяких затасканных слов. Они отлетают от человека, а простого душевного слова нам иногда не хватает... Правда ведь? Как ты думаешь?

Дина помедлила с ответом.

- Это правда, конечно, - сказала она, - но главное, Женя, не слова...

Впервые она назвала его по имени, и так ласково прозвучало в ее устах его имя, что Грудский в темноте повернулся к ней. Как-то всей душой отозвался на ласку.

- Да, не слова, хотя и они важны, - говорила Дина. - Главное понять и самому прочувствовать, тогда ты сможешь убедить других. Если бы не случай со спрятанным зерном, не то, что я сама его нашла и возмутилась, я не смогла бы сегодня так говорить с ребятами. Понимаешь, во мне самой произошло... это... главное...

- Да, пропагандист должен быть убежденным!

- И не только пропагандист, каждый комсомолец!

- Но, Дина, как же не быть убежденным, если наше дело самое справедливое в мире, если наши идеи - самые передовые? Знаешь, я часто перечитываю "Коммунистический манифест" Карла Маркса! С каким вдохновением он написан! Ты читала?

- Нет, - призналась Дина, - я только знаю первую фразу: "Призрак бродит по Европе - призрак коммунизма".

- Прочти обязательно весь "Манифест", и ты поймешь, что мы с тобой самые счастливые люди на земле! Мы строим коммунизм. Ты понимаешь это? - Он остановился, и Дина тоже остановилась.

Дина не различала лица Грудского, но его волнение передалось ей. В этот момент она тоже почувствовала себя счастливой и гордой.

Над их головами шумел лес. Скрипела старая сосна с изъеденным стволом, шуршала жесткая листва могучих дубов, качались березки, даже бузина встревожилась. Что-то назревало вокруг, какие-то перемены предвещал внезапный ветер.

Но влажное его дыхание не коснулось наших путников, и они продолжали идти рядом по лесной тропе. Им нужно было очень многое сказать друг другу. Так много, как бывает, когда встречаются близкие люди после долгой разлуки.

В лицо им ударил свежий ветер, он ворвался в прогал леса, закружил опавший лист, немного пробежал и запутался в густой темноте. Повеяло влагой... Тропинка кончилась, и они вышли на дорогу. Здесь было светлей, чем в лесу.

- Ты никогда не замечала, что здесь небо очень темное? - спросил Грудский Дину. - Гляди, ни луны, ни звездочки.

- Оно всегда такое, - удивленно отвечала Дина.

- А у нас небо светлое и ясное.

Они перешли мост, внизу шуршала камышами река, запахло травами.

- Ну вот, мы почти дома, - сказал Грудский, и снова Дине послышались грусть и сожаление в его голосе, - а знаешь, Дина, я хотел тебе сказать...

Резкая молния осветила все вокруг, и они увидели в балке у реки фигурки пасущихся лошадей и островерхий шалашик с торчащими жердями. Громовые раскаты прокатились по небу, и вдруг стремительный ливень хлынул на землю.

- Ура-а-а-а! - закричал Грудский.

- Ура-а-а-а-а! - подхватила Дина.

- Бежим к шалашу!

Взявшись за руки, они под проливным дождем и ослепительными вспышками молний помчались к шалашу.

Он был пуст, по камышовым стенам стекала вода, тонкие струйки ее просачивались внутрь и, нежно звеня, падали на землю.

Сразу стало сыро и холодно. Дина задрожала.

- Озябла, - встревожился Грудский. - Стань сюда, здесь не течет. Погоди... - Он стащил с себя мокрую гимнастерку, хотел накинуть ее на Динины плечи, но не решился... - Все мокрое, - растерянно сказал Грудский и вдруг порывисто обнял Дину.

- Дина, Динка!

- Женя! - прошептала она.

ГОРШОЧЕК С ГАЛУШКАМИ

Дождь лил три дня и три ночи. Люди не могли нарадоваться, выскакивали наружу, стояли под застрехами, перекликались. Село ожило.

Утром дети долго спали под монотонный шум дождя, и Дине пришлось будить их к завтраку.

- Вставайте, засони, снидать пора! - говорила она, переходя от кроватки к кроватке.

Розовые и теплые со сна, они вскакивали в одних рубашках, бросались к окошкам:

- Дождик, дождик!