Дмитрий Суворов - Все против всех

Да и очень много войск и у Колчака, и у Деникина брошено на борьбу с второстепенными противниками: Петлюрой, Махно, южносибирскими партизанами, большевиками в Туркестане. Зачем? Все это не главное, все это можно и потом.

"Против нас главный враг - Троцкий", - скажет в булгаковской "Белой гвардии"

полковник Турбин и будет прав. Эти "второстепенные противники" ставят под угрозу коммуникации? Ну и пускай! Коммуникации, в конце концов, можно оборонять ограниченными силами.

Да ведь и у красных в тылу мятежей более чем достаточно, и у них на коммуникациях неспокойно. А крестьянские повстанцы и националисты терпеть не могут красных так же, как и белых. Я уже не говорю о том, что крестьянские восстания в белом тылу - следствие грубых политических просчетов, коих по идее можно и не делать... Так что, в общем, здесь белые и красные - в одной весовой категории.

Итак, пофантазируем... Предположим, Деникин, Колчак и Юденич договорились о совместном концентрированном ударе на Москву. Хорошенько подготовились, перегруппировались, один разочек за всю гражданскую войну лично побеседовали (время для всех этих мероприятий есть - идет конференция на Принцевых островах, и встретиться там же можно, все обсудить, а потом вернуться в Россию к концу перемирия и...). И начали. Колчак наносит удар, скажем, по линии Пермь - Вятка - Нижний Новгород Москва или Уфа -Казань -Нижний - Москва; в это же время Антон Иванович, не отвлекаясь на Украину, рвет прямо на север, прямо по линии Харьков - Курск - Орел - Тула - Москва. И в это же время Юденич бьет по Питеру, затем на Тверь и опять-таки на белокаменную. И все синхронно.

Выдержат ли такой удар красные? Голову даю на отсечение - нет!

Мирная передышка помимо всего прочего дала бы белым возможность поправить положение с резервами. Последующие события показали: практически всем наступающим армиям белых в решающий момент не хватило "последней соломинки", в результате чего первое же серьезное их поражение - после целой череды побед! - сразу же оборачивалось катастрофой и развалом фронта. А у красных резервы были - опять-таки за счет несинхронности действий белогвардейцев.

В общем, куда ни кинь, выходит, что участие в мирной конференции дало бы белым неисчислимые выгоды. Поскольку Ленин дал "добро" на участие, слово было за белым движением. Вернее, за одним человеком, который хотя бы формально, но был международно признанным лидером антибольшевистского сопротивления, носил титул Верховного правителя России, которому - во всяком случае, с точки зрения субординации, - были обязаны подчиняться остальные белогвардейские лидеры (включая Деникина, считавшегося его заместителем). Его имя - Александр Васильевич Колчак.

Можно сказать: в этот поистине звездный час в руках Колчака была судьба России.

И даже больше - судьба мира, ибо, как показал XX век, Россия - всегда в эпицентре.

Колчак принял решение, самое важное за всю историю гражданской войны. Он отказался от участия в конференции. И перемирие не состоялось. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Сейчас, из нашего "прекрасного далека", легко судить Колчака. И все же: почему он это сделал?

Следует выделить четыре наиболее возможных причины, объясняющих поведение адмирала.

Во-первых, принципиальное нежелание разговаривать с большевиками вообще.

Во-вторых, уверенность, что военная победа не за горами, и отсюда взгляд на перемирие как на помеху, оттягивающую скорый триумф. Член Северо-Западного правительства Г. Кирдецов свидетельствует, что у белых лидеров тогда был популярен неформальный лозунг: "Ва-банк!"

В-третьих, Англия и Франция, используя материальную и финансовую зависимость от них белогвардейцев и не желая усиления позиции США, могли надавить на Колчака, чтобы он не ездил на Принцевы острова.

В-четвертых, как уже отмечалось, Колчак был в белом движении лидером в значительной степени формальным: де-факто Деникин, Юденич и северные белогвардейцы проводили абсолютно самостоятельную военную и - что особенно важно - политическую линию. Поэтому они могли либо оказать давление на Колчака по вопросу о конференции, либо просто проигнорировать его директивы. Да и в самих сибирских армиях оппонентов у Колчака было предостаточно - и не только по вопросу о Принцевых островах. Известно, что ряд членов генштаба и командармов сибирских армий несколько раз ставили вопрос о низложении Колчака и передаче его полномочий Деникину. В этих условиях адмирал просто не рисковал своим положением.

Таковы возможные мотивы, стоящие за роковым решением Верховного правителя России. Но какой бы из них ни оказался решающим, это обвинительный акт Колчаку как политику. Если сказались первая или вторая причины, то это - недопустимый и преступный авантюризм и легкомыслие. А если повлияли третья или четвертая (или, что скорее всего, и та, и другая), то это недопустимое и преступное отсутствие политической воли, капитуляция перед сиюминутными интересами в ущерб стратегическим. Судя по воспоминаниям военного министра в правительстве Колчака барона Брудберга, так оно и было.

Вот что пишет об адмирале П.Милюков: "Человек тонкой духовной организации, чрезвычайно впечатлительный, более всего склонный к углубленной кабинетной работе, Колчак влиял на людей своим моральным авторитетом, но не умел управлять ими". А барон Брудберг добавляет: "Это большой и больной ребенок(!), чистый идеалист, убежденный раб долга и служения России, несомненный неврастеник, быстро вспыхивающий, бурный и несдержанный в проявлении своего гнева... Истинный рыцарь подвига, ничего себе не ищущий и готовый всем пожертвовать, безвольный (!), бессистемный и беспамятливый, детски и благородно доверчивый, вечно мятущийся в поисках лучших решений и спасительных средств, вечно обманывающийся и обманываемый, не понимающий совершенно обстановки (!!!) и не способный в ней разобраться, далекий от того, что вокруг него и его именем совершается".

И - завершающий аккорд - из уст корреспондента газеты "Русское дело" Устрялова в Омске весной 1919 года, в момент пика успехов колчаковских войск: "Наблюдал за адмиралом во время молебна в Казачьем соборе... На его лице видна печать обреченности". А гражданская жена Колчака Е. Тимирова вспоминала: "Мысли о Роке, о гибельности избранного пути, об игре тайных страстей преследовали Александра постоянно... Он много думал о смерти, готовился к ней... не расставался с револьвером, чтобы при угрозе плена застрелиться".

Теперь, кажется, все ясно. С такими настроениями войн не выигрывают.

И произошло то, что и должно было произойти. Принимая роковое решение не ехать на Принцевы (а вернее всего, не принимая вообще никакого решения, молчаливо отдаваясь на волю случая), Колчак подписал приговор. И себе, так как ровно через год, 7 февраля 1920 года, он встанет перед расстрельным взводом в Иркутске. И что еще страшнее, - всему белому движению. Ибо после срыва инициативы Вильсона события потекли по самому неблагоприятному сценарию. Вышло так, что красным удалось вернуть Урал до зимы. Дальнейшее - общеизвестно.