Михаил Долбилов - Русский край, чужая вера. Этноконфессиональная политика империи в Литве и Белоруссии при Александре II

Именно с 1830-х годов термином «фанатизм» все чаще клеймились те или иные проявления религиозности в «иностранных» исповеданиях – прежде всего католицизме, исламе, иудаизме ((см.: Klier J. State Policies and the Conversion of Jews in Imperial Russia // Of Religion and Empire. Missions, Conversion, and Tolerance in Tsarist Russia. P. 98; Werth P. At the Margins of Orthodoxy. P. 181). Неугодный в николаевскую эпоху мистицизм в недрах синодальной православной церкви так все-таки не характеризовался, но, по сути, претензии к нему были того же рода. Старообрядцы, разумеется, прямиком подпадали под категорию «фанатиков».

Цит. по: Эльяшевич Д.А. Правительственная политика и еврейская печать в России. 1797–1917: Очерки истории цензуры. СПб.; Иерусалим, 1999. С. 194 (цитируется программный документ Министерства народного просвещения).

Werth P. The Institutionalization of Confessional Difference. P. 164.

См. об этом: Фриз Г. Мирские нарративы о Священном таинстве: Брак и развод в позднеимперской России // Православие: Конфессия, институты, религиозность (XVII–XX вв.): Сб. ст. / Ред. М.Д. Долбилов, П.Г. Рогозный. СПб., 2009. С. 122–175.

Werth P. The Institutionalization of Confessional Difference. P. 164–165.

ОР РГБ. Ф. 120. К. 20. Ед. хр. 1. Л. 140 об. (копия письма А.М. Гезена М.Н. Каткову от 7 ноября [1869 года]).

Свод законов Российской империи. Изд. 3-е. 1857. Т. 11. Ч. 1. Ст. 11–133.

Там же. Ст. 1140–1258.

Северный Кавказ в составе Российской империи. С. 255–262.

Thaden E. Russia’s Western Borderlands, 1710–1870. Princeton, 1984. P. 129–133; Марозова С.В. Уніяцкая царква ў этнакультурным развіцці Беларусі (1596–1839 гг.). Гродна, 2001; Филатова Е.Н. Конфессиональная политика царского правительства в Беларуси. 1772–1860 гг. Минск, 2006.

Winter E. Der Josephinismus. Die Geschichte des österreichen Reformkatholizismus. 1740–1848. Berlin: Rütten&Loening, 1962.

Wolff L. Inventing Galicia: Messianic Josephinism and the Recasting of Partitioned Poland // Slavic Review. 2004. Vol. 63. № 4. P. 818–840.

Именно тогда и был введен термин «греко-католическая церковь» (вместо «греко-униатская»), чтобы расшатать убеждение римских католиков в недостаточной «католичности» унии.

Myovich S. Josephism at Its Boundaries: Nobles, Peasants, Priests and Jews in Galicia, 1772–1790. Ph.D. diss. Indiana University, 1994. P. 169–182. В течение XVII–XVIII веков, и особенно после Замойского собора 1720 года, обрядность униатской церкви смешалась с католической. Об отношении базилиан к церковнославянской литургии, как и о процессах языкового смешения (церковнославянский, латинский, польский, белорусский) в униатском богослужении и проповеди в Белоруссии, см.: Марозова С.В. Уніяцкая царква ў этнакультурным развіцці Беларусі. С. 197–212.

Предлагающие такую трактовку историки могут диаметрально расходиться в оценке исторической и моральной правомерности наступления на унию. Так, Б. Скиннер, сходясь со многими русскими исследователями в оценке екатерининских мер как предвозвестия «воссоединения» 1839 года, не скрывает своей антипатии к этой политике. См.: Skinner B. The Irreparable Church Schism: Russian Orthodox Identity and Its Historical Encounter with Catholicism // Polish Encounters, Russian Identity / Ed. by D. Ransel and B. Shallcross. Bloomington: Indiana University Press, 2005. P. 20–36. Излишне распространяться об апологетике уничтожения унии в работах дореволюционных русских историков.

Wolff L. The Uniate Church and the Partitions of Poland: Religious Survival in an Age of Enlightened Absolutism // Harvard Ukrainian Studies. 2002–2003. Vol. XXVI (1–4). P. 159–164, 173–176, 186–192.

В 1809 году в придачу к существовавшим трем униатским епархиям (Полоцкой, Луцкой, Брестской) была восстановлена Виленская (упраздненная в 1795-м), имевшая статус митрополичьей, самый высокий из всех четырех. См.: Филатова Е.Н. Конфессиональная политика царского правительства в Беларуси. С. 25, 31.

Wolff L. The Uniate Church and the Partitions of Poland. P. 201–204.

Ibid. P. 172–174.

Цит. по: Ibid. P. 220–224.

Ibid. P. 208–210.

[ Василий Лужинский ]. Записки Василия Лужинского, архиепископа Полоцкого. Казань: Типография Императорского университета, 1885. С. 29.

Flynn J. Iraklii Lisovskii, Metropolitan of the Uniate Church (1806–1809) and Reform in the Russian Empire // Slavonic and East European Review. 1999. Vol. 77. № 1. P. 93–116.

В 1828 году вместо упомянутых выше четырех униатских епархий были созданы две – Белорусская и Литовская. См.: ПСЗ-2. Т. 3. № 1977. См. также: Филатова Е.Н. Конфессиональная политика царского правительства в Беларуси. С. 43–44.

[ Иосиф Семашко ]. Записки Иосифа, митрополита Литовского. Т. I. СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1883. С. 16. См. также: Beauvois D. Les lumières au carrefour de l’Orthodoxie et du Catholicism: Le cas des Uniates de l’Empire russe au début du XIXe siècle // Cahiers du monde russe et soviétique. 1978. Vol. 19. P. 423–441.

[ Иосиф Семашко, Антоний Зубко ]. Семь проповедей синодального члена Митрополита Литовского и Виленского Иосифа, говоренные при важнейших случаях служения, и о греко-униатской церкви в Западном крае России воспоминания архиепископа Антония. СПб.: Синодальная типография, 1889. С. 45–57. Заметим, что в то время, когда Антоний писал мемуары, в России господствовала совсем иная оценка деятельности Чарторыйского в должности попечителя Виленского учебного округа. Считалось, что он полонизировал систему образования исключительно с целью оторвать бывшие земли Речи Посполитой от империи.

Против предположения о существовавшей в 1820-х годах возможности превращения унии в самостоятельную церковь в системе «конфессионального государства» говорит то, что начавшаяся тогда в ГУ ДДИИ, под руководством Д.Н. Блудова, систематическая работа над проектами новых уставов для неправославных конфессий не распространялась на униатство. По мнению П. Верта, «воссоединение» 1839 года было предопределено не столько идеологическими или ситуативными соображениями, сколько общей потребностью имперской власти в «конфессиональной кодификации». Иными словами, власть воспользовалась ею же инициированной рационализацией управления неправославными верами, для того чтобы попутно решить униатскую проблему – способом, который отвечал идеологическому постулату об исконной «православности» униатов ( Werth P. The Institutionalization of Confessional Difference. P. 158–159). Я согласен с Вертом в том, что для лучшего понимания смысла мероприятий по отношению к унии их надо рассматривать в более широком контексте конфессиональной политики, сравнивая по возможности с регулированием других вероисповеданий. Однако мне представляется, что в трактовке конкретных факторов «воссоединения» Верт недооценивает влияние, которое оказало на позицию властей Ноябрьское восстание 1830 года, и представляет процесс ликвидации унии более спланированным и прямолинейным, чем он видится при сравнении с политикой Габсбургов.