Гровер Ферр - Убийство Кирова: Новое расследование

Зиновьев и Сафаров вовсе не это имели в виду в этих письмах: «Да, нас вовлекли в ведущие тайные контрреволюционные организации, в блок с Троцким и троцкистами (Зиновьев) или очень близко к такому блоку (Сафаров) — но не с 1932 г.!».

Если бы они отреклись с 1932 г., мы бы знали об этом. Прежде всего, было бы невозможно Хрущеву и остальным отрицать существование троцкистско-зиновьевского блока, так как им бы пришлось раскрыть его. Мы знаем, что этого не случилось благодаря Седову и Троцкому, которые не отмечают ничего подобного. Следовательно, они не отреклись в 1932 г. от своего членства в блоке с Троцким, как они были бы обязаны поступить, будучи членами партии. Более того, Зиновьев и Сафаров ни за что бы не получили важные посты в 1934 г., если бы они признались в 1932 г. в том, что они являются членами тайного антисоветского блока с Троцким.

Стало быть, Зиновьев и Сафаров лгали в этих письмах. Это — элементарный логический вывод из того, что мы знаем из важных открытий Гетти и Бруэ в архиве Троцкого; открытий, о которых Лено, кажется, совершенно не ведает.

Однако мы узнаем не только о том, что Зиновьев и Сафаров здесь лгали. К тому же мы узнаем, что те, кто называл их членами подпольного троцкистско-зиновьевского блока, говорили правду. Ряд обвиняемых в деле Кирова назвали Зиновьева и/ или Сафарова.

Рассмотрим следующий документ, пропущенный Лено. Это извещение прокуратуры, опубликованное 16 января 1935 г.:

При производстве расследования по делу Бакаева И.П., Гертика А.М., Куклина А.С. и других, привлеченных к ответственности в связи с раскрытием в городе Ленинграде подпольной контрреволюционной группы, подготовившей и осуществившей убийство т. С. М. Кирова, были получены данные в отношении подпольной контрреволюционной деятельности Зиновьева Г.Е., Евдокимова Г.Е., Каменева Л.Б. и Федорова Г.Ф., дела о которых первоначально были направлены на рассмотрение Особого совещания НКВД.

Ввиду этих данных и, в частности, показаний Бакаева И.П., разоблачающих участие Зиновьева Г.Е., Евдокимова Г.Е., Каменева Л.Б. и Федорова Г.Ф. в подпольном организационном «московском центре», и Сафарова Г.И., сообщившего следствию ряд фактов о подпольной контрреволюционной деятельности указанных выше лиц вплоть до последнего времени, дело по обвинению Зиновьева Г.Е., Евдокимова Г.Е., Каменева Л.Б. и Федорова Г.Ф. передано на рассмотрение Военной коллегии Верхсуда Союза ССР (РПП 156).

Лено пытается оправдать примечание о Сафарове:

Есть веские доказательства того, что Сафаров, который называл Зиновьева «грязной подстилкой» в 1930 г., информировал о последнем в качестве доказательства своей преданности партии(Л 334).

Лено не приводит ничего из этих «веских доказательств». Это заставляет нас подозревать, что это замечание — блеф, что Лено на самом деле не имеет таких доказательств, «веских» или каких-то там еще. Однако бесспорно Сафаров пытался «доказать свою преданность партии», то есть заявлял , что он предан. Вопрос не в его мотивах. Вопрос, скорее, в том, говорил ли он правду в записке от 16 декабря 1934 г., которую цитирует Лено (Л 327), или он говорил правду в признании, на которое ссылается в записке. Письмо Седова доказывает, что Сафаров действительно говорил правду в заявлениях, на которые ссылаются в прокурорской записке от 16 января 1935 г. Сафаров рассматривает вступление его и тархановской группы в троцкистско-зиновьевский блок в 1932 г., так что он знал о его существовании.

Благодаря архиву Троцкого мы знаем, что Сафаров лгал в своем письме Сталину от 16 декабря. Он не «порвал честно и искренно с контрреволюционным троцкизмом», как он заявлял в том письме (Л 327). Однако когда он предоставил информацию о подпольной зиновьевско-троцкистской группе, как говорится в записке прокурора от 16 января, он говорил правду — по крайней мере насколько это касается Зиновьева и Каменева.

Письмо Седова также подтверждает точность признания Царь-кова от 12 декабря 1934 г., в котором Царьков называет Зиновьева и Каменева руководителями подпольной организации. Признание Горшенина от 21 декабря 1934 г. также подтверждено. Он опознал Зиновьева, Каменева, Евдокимова, Бакаева, Куклина, Федорова и других и сказал, что организация была активной «до настоящего времени».

Толмазов признался, что состоял в «контрреволюционном» «троцкистско-зиновьевском блоке» (Л 314–315). Более того, Толмазов говорит, что в 1920-е годы Николаев «присоединился к троцкистско-зиновьевскому блоку». Он также заявил, что в 1930 г. Сафаров «обзывал Зиновьева “грязной подстилкой” в самых резких тонах» (Л 314). Это согласуется с тем, что мы знаем из письма Седова, в котором он говорит, что Сафаров и Тарханов придерживаются «крайних» взглядов и вступят в блок в будущем, но еще не сделали этого.

Котолынов также подтвердил существование «троцкистско-зиновьевского блока» и назвал многие знакомые имена (Л 324–325). 18 декабря Котолынов снова подтвердил, что он был членом «контрреволюционной зиновьевско-троцкистской организации» (Л 335).

Неосведомленность Лено, то ли истинная, то ли фальшивая, о доказанном существовании троцкистско-зиновьевского блока уводит его в сторону от правды.

Он заявляет:

Следователи, в конечном счете, фальсифицировали связь между бывшими зиновьевцами в СССР и Троцким за рубежом(Л 342).

В другом месте Лено пишет «зиновьевцы (предположительно в союзе с троцкистами)» (Л 380) и ссылается на «мнимый “правотроцкистский блок”» (Л 482). Он упоминает без комментариев ссылку Яковлева от 1990 г. на «несуществующий “право-троцкистский блок”» (Л 659).

Подводим итоги: невозможно поверить, что каким-то образом Лено так и не узнал о существовании троцкистско-зиновьевского блока. Лено благодарит Арча Гетти за его помощь — а Гетти, наряду с Бруэ, был ученым, который обнаружил свидетельства об этом блоке в Гарвардском архиве Троцкого и статья которого была переиздана в советском партийном журнале в 1991 г.

Но если он знал о существовании этого блока, тогда мы вынуждены сделать вывод, что Лено намеренно скрыл это от своих читателей. Существование блока; открытие Гетти, что архив Троцкого подвергался чистке; открытия Бруэ различных случаев лжи, которые допускали Троцкий и Седов в печати и в слушаниях комиссии Дьюи об их контактах с подпольной оппозицией в СССР, — все это образует веские доказательства против гипотезы Лено, что Николаев был «убийцей-одиночкой», не связанным ни с одной организованной террористической оппозиционной группой в Ленинграде.

Лено воспроизводит первый допрос Николаева, датируемый 1 декабря 1934 г. (Л 256–259). Этот документ представляет собой главное доказательство теории «убийцы-одиночки» и единственное доказательство этой теории, которое было опубликовано. Оно жизненно важно для дела Лено. Несколько дней спустя после этого признания Николаев опроверг его и впоследствии твердо стоял на том, что его поступок — часть заговора.