Е Тарле - Крымская война

Донесение князя Меншикова от 7 февраля о новой неудаче получено было в Петербурге 12-го числа, когда Николай уже лежал больной и не мог лично заниматься делами. "Разочарования и огорчения преследовали его до последних дней жизни. Однако же он имел еще силы проявить свою волю, решив немедленно отозвать князя Меншикова и возложить начальствование войсками в Крыму на князя Горчакова с оставлением за ним и высшего начальства над Южной армией".

Хотя, как увидим, в Петербурге поспешили свалить вину за неудачу под Евпаторией на одного Меншикова, но люди, близко стоявшие к делу, прекрасно знали, что инициатором в данном случае был сам Николай. "Из всех действующих лиц кровавой севастопольской драмы самая жалкая роль выпала на долю главнокомандующего кн. Меншикова. С самого начала войны и особенно со времени высадки союзников в Крыму он возбуждал общее недоверие как в своих войсках, так и в Петербурге. При желчном характере и болезненном расстройстве ряд испытанных неудач окончательно подорвал в нем энергию и самоуверенность. Сознавая сам свое немощное состояние, он не раз давал поручение возвращавшимся в Петербург флигель-адъютантам доложить государю о расстройстве здоровья кн. Меншикова. Но император все еще выражал в своих письмах к нему надежду на лучший оборот дел... и побуждал воспользоваться тогдашним расстройством неприятельской армии в Крыму, чтобы с прибытием новых подкреплений перейти в наступление. То же повторилось и в письмах военного министра, который вместе с тем указывал на опасность, угрожавшую Перекопу и сообщениям Крымской армии со стороны Евпатории, где находившиеся турецкие войска в последнее время значительно усилились под личным начальством Омер-паши..."{9}

Интимный "друг" Меншикова, военный министр Долгоруков, конечно, поспешил его предать и продать, как только узнал, что Меншиков отставлен. И самое интересное то, что Долгоруков, который сам с жаром поддакивал царю, а также подталкивал Меншикова к нападению на Евпаторию, поспешил немедленно отречься от своих слов и тут же, можно сказать, прямо в глаза лгать, будто он просто не понимает, как можно было предпринимать подобное дело. Отправляя главнокомандующему письмо наследника, князь Василий Андреевич не преминул и от себя ввернуть несколько фраз во французском сопроводительном письме: "С одной стороны, перспектива входа неприятельского флота в Севастопольскую бухту, а с другой вылазка Хрулева против Евпатории - все это вовсе не утешительно. О чем я, откровенно говоря, жалею, - это о том, что вы доверили столь важную экспедицию, как евпаторийская, сумасшедшему Хрулеву". Во-первых, Хрулев никогда не командовал большими массами, а во-вторых, "его голова набита проектами", и на него нельзя полагаться: "по-моему, он хороший партизан - и вот и все". Хрулев был один из немногих дельных генералов русской армии, и Долгоруков это, конечно, знал прекрасно. Но нужно было найти виновного: не винить же самого царя!{10}

15 февраля Николай велел наследнику известить Меншикова, что он отставлен. Письмо это настолько характерно, что я считаю уместным привести его полностью.

"Государь, чувствуя себя не совершенно здоровым, приказал мне, любезный князь, отвечать вам его именем на последнего вашего курьера от 7 февраля.

Е. в. крайне был огорчен неудачною попыткою, произведенною по вашему приказанию ген. Хрулевым на Евпаторию, и значительною потерею, вновь понесенною нашими храбрыми войсками без всякого результата. Е. в. не может не удивляться, что, пропустив три месяца для атаки сего пункта, когда в нем находился самый незначительный гарнизон, не успевший еще укрепиться, вы выждали теперешний момент для подобного предприятия, тогда именно, когда по всем сведениям достоверно было известно, что туда прибыли значительные турецкие силы с самим Омер-пашой. Е. в. не может не припомнить вам, что он, к сожалению, предвидел этот грустный результат. Из журнала осадных работ под Севастополем е. в. убеждается, что союзники, продвигаясь все ближе, устраивая новые батареи как против 4-го бастиона, так и на Сапун-горе и получив значительные подкрепления, замышляют что-то решительное, что также подтверждается всеми газетными статьями. С другой стороны, усматривая из ваших неоднократных донесений, что при теперешнем числе войск вы решительно считаете всякое наступательное действие невозможным, е. в. видит один только выгодный исход всему делу, а именно: если неприятель покусится на штурм и бог поможет нам отбиться, то немедля перейти в наступление как из самой крепости, так и со стороны Чоргуна на Кадыкиой, назначив для сего последнего движения сколь возможно большее число свободных войск с нужною артиллериею и кавалериею, дабы угрожать центру, правому флангу и даже тылу неприятельского расположения. Если же неприятель сам предпримет наступательное движение, то е. в. не сомневается, что принятыми вами мерами, на крепкой и почти неприступной позиции, ныне вами занимаемой и столь сильно укрепляемой, вы везде встретите его и с божьей помощью остановите всякое дальнейшее покушение. Что касается до признаваемой вами необходимости нового затопления 3 линейных кораблей для замены разнесенного прежнего заграждения Севастопольского рейда, е. в., не отвергая пользы сего заграждения, не может, однако, не заметить, что мы сами уничтожаем свой флот. За сим государь поручает мне обратиться к вам, как к своему старому, усердному и верному сотруднику, и откровенно сказать вам, любезный князь, что, отдавая всегда полную справедливость вашему рвению и готовности исполнять всякое поручение, доверием е. в. на вас возлагаемое, государь, с прискорбием известившись о вашем болезненном теперешнем состоянии, о котором вы нескольким лицам поручали неоднократно словесно доводить до высочайшего его сведения, желая доставить вам средство поправить и укрепить службою расстроенное ваше здоровье, высочайше увольняет вас от командования Крымскою армиею и вверяет ее начальству генерал-адъютанта князя Горчакова, которому немедленно предписано отправиться в Севастополь. До его приезда е. в. вполне остается уверенным, что вы с прежним усердием будете продолжать исполнять должность, вами доселе занимаемую. Известясь также о болезненном состоянии сына вашего, вследствие сильной контузии, е. в. разрешает ему возвратиться сюда и вместе с тем назначает его генерал-адъютантом.

За сим государь поручает мне, любезный князь, искренне обнять своего старого друга Менпшкова и от души благодарить за его всегда усердную службу и за попечение о братьях моих"{11}.

Смена главнокомандующего была последним политическим актом императора Николая.

3

Чем хуже и тревожнее были доставляемые А. М. Горчаковым сведения из Вены, тем яснее становилось в Зимнем дворце, что в более или менее близком будущем вся огромная западная граница империи может оказаться под ударом войск Австрии, Пруссии и Германского союза (или "Германии", как он тогда именовался). Перед нами лежат четыре "собственноручные записки его императорского величества": одна, помеченная 26 декабря, другая - 30 декабря 1854 г., третья - 10 января и четвертая - 1 февраля 1855 г.{12}