Андрей Марчуков - Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы

Не так понять Хвылевого могли еще и потому, что он давал практические советы по проведению национальной политики. Так, он подчеркивал, что на Украине действительно имеет место такое явление, как борьба культур. Причем он не маскировал этот факт, а считал борьбу желательной и во всеуслышание призывал ее усилить. Только «борьбой культур» дело не ограничивалось. Проблемы преобразования «Малороссии» в «Украину» могли облекаться и в более откровенные рассуждения о судьбах нации. В своем докладе на XIV Киевской партконференции С. В. Косиор проиллюстрировал это словами писателя Г. Косынки, которые никак иначе, как националистическими, назвать нельзя. Г. Косынка разделял нации на творческие и нетворческие. Первые делают историю, так как стремятся победить другие нации, вторые же обречены влачить жалкое существование и жить по указке наций «творческих». И далее писатель сетовал, что украинцы принадлежат не к творческой нации, подавляющей других, а к нации угнетаемой [828].

Хотя идеи Н. Хвылевого и тем более Г. Косынки (который, по сути, повторял основные идейные концепции Д. Донцова [829]) разделялись далеко не всеми представителями украинской интеллигенции, какие-то их положения или же общая направленность вполне могли найти у них отклик. В связи с этим не такими уж неправильными представляются слова одного из тогдашних теоретиков национального вопроса В. Ваганяна, критиковавшегося «национал-коммунистами» из КП(б)У за великодержавность (хотя он был вовсе не великорусским шовинистом, а троцкистом) и недооценку национального вопроса на Украине. Он полагал, что при внимательном рассмотрении окажется, что отнюдь не малая часть украинской интеллигенции (речь идет не о «буржуазной», а о «новой» интеллигенции. – А. М. ) – фактический возбудитель нынешних разговоров о национальной культуре – ведет неустанную, более или менее ловко скрытую борьбу с интернациональной культурой [830], стремясь вложить в украинскую форму национальное же содержание.

Конечно, борьба за одну и ту же «аудиторию», за «рынок сбыта» своей продукции, за утверждение в массах своих идей с каждым днем обостряла противостояние украинской и русской культур, тем более что первая была не в состоянии самостоятельно одолеть русскую и поэтому устами Н. Хвылевого требовала от партии поддержки (то есть наращивания темпов украинизации). Да и русская культурная традиция была весьма сильной, что выражалось в саботировании украинизации широкими слоями населения, считавшими (чаще про себя, чем открыто) ее делом бессмысленным, шагом назад в образовательном и культурном уровне.

Помимо приверженности к русской культурной традиции в основе этих настроений лежал также фактор государственности, только уже не украинской, а советской. В сознании многих людей последняя «нейтрализовывала» наличие государственности украинской, а само существование СССР позволяло им не воспринимать всерьез УССР. Стремление видеть в Советском Союзе привычную Россию создавало позициям русской культуры и общерусской идентичности крепкий тыл не только в Советской Украине, но и за ее пределами. Тысячами нитей она связывала их с русским населением во всем Союзе, с «работниками союзных аппаратов», с теми многими коммунистами, которые не воспринимали политику партии в национальном вопросе, относились к нему равнодушно или понимали его в крайне интернационалистической трактовке как неминуемом и скором отмирании национальных культур в едином социалистическом человечестве [831]. Все это, конечно, усиливало злобу приверженцев украинства и накаляло противостояние. Но при этом надо помнить, что наступательный характер был присущ именно украинскому национализму.

Наличие борьбы украинской и русской культур, как и активную роль в этом украинского национализма, были вынуждены признать и большевики. Правда, сам факт борьбы за население Украины они по-прежнему предпочитали не афишировать, объясняя все деятельностью буржуазных элементов и выразителей их идеологии из числа творческой интеллигенции обеих национальностей («архи мелкобуржуазный национализм», национализм мещан, «приросших… к своей куче навоза» [832]). Дело представляли так, как будто те, кто призывает ее усилить, – даже не националисты и борются не столько за независимость, сколько против революции (контра, а с ней разговор короткий!) и «поэтому… идут против Москвы», хотят «закупориться у себя», ничего советской власти не давать и русскую культуру как культуру революции «не развивать» [833]. Большевики вообще довольно часто давали точную оценку тому или иному явлению общественной жизни, указывая его истинную подоплеку. Ухватили они и суть украинско-русского противостояния. Скажем, нарком просвещения УССР Н. А. Скрыпник отмечал, что «украинский и русский национализм на Украине… близнецы», идущие в связке друг с другом и подпитывающиеся идеей противостояния «одной культуры другой» [834].

Верно оценивая ситуацию, большевики старались разрешить ее своими средствами. Встав на украинскую позицию, признав «законность» сохранения национальных форм и даже укрепляя их, они повели борьбу за придание им «правильного» содержания. И одновременно разъясняли, что украинизация «ничего общего не имеет с попытками украинских шовинистов разорвать связь украинского рабочего с пролетарской Москвой», поскольку она вызвана к жизни «не ради исправления вековой кривды и старых обид той или другой нации (какой ее хотели видеть украинские националисты. – А. М. ), а лишь исходя из интересов пролетарской революции», освобождавшей из-под социального и национального гнета трудящихся всех наций [835]. Поэтому любые проявления «борьбы культур», как и их обсуждение, расценивались как «национальные уклоны» от истинной линии партии в национальном вопросе.

Стоит отметить еще одну важную черту выработанных Н. Хвылевым и М. Волобуевым концепций. Она заключалась в точке зрения на Украину как на уже сформировавшийся самостоятельный национальный и государственный организм. Ориентация на культурный тип Европы и стремление установить с ней непосредственные контакты в культурной и экономической сфере становились главными идейными позициями нового – более современного, модернизационного направления украинского движения, ставящего перед собой не просто и не столько задачу превращения народных масс в украинскую нацию, сколько задачу дальнейшего развития таковой.

Большевики отмечали, что основная масса националистов «традиционного» типа не поднималась выше уровня «галушек с салом» и была удовлетворена «украинизацией в районном масштабе». После неудачи борьбы за национальную Украину в бандах и подполье их энергия перешла в область «реальной политики» – работы в советских, культурно-просветительских и образовательных организациях. Курсом национальной политики (разумеется, не без некоторой его критики) эти люди были «пока что довольны» и о большем не помышляли, потому что не имели ясной перспективы своей работы в условиях «новой» Украины и не хотели заглядывать далеко вперед. Конечно, вера в «жовто-блакитное» будущее, в самостийность и суверенность у них оставалась, но как и когда они наступят, эти люди представляли себе нечетко [836]. «Якось то буде», – говорили они, и в их словах была своя правда, потому что четкого понимания путей реализации «реальной работы» у них не было не только из-за «галушечно-шароваристого» идейного уровня, позволявшего быть довольным уже самой украинизацией ради украинизации. К этой категории относились и те, кто знал цену культурной работе и не сомневался, что вслед за языком и культурой придут нация и суверенность. Но в условиях Советской социалистической Украины, промышленного строительства реализация их усилий была возможна лишь через ее внутреннее перерождение. Вот почему они поддерживали «красный нэп» с его частной собственностью, уступками «сельскому производителю» и, естественно, украинизацией. Пролетариат, коммунизм, индустриализация, то есть все, что противоречило политике «временной уступки», были для них чуждыми. Поэтому они и не могли увязать друг с другом «национальную» Украину и коммунистическую УССР. Не имея сил и желания перестроиться или не понимая неизбежность этого ради своей победы, они были обречены надолго, если не на совсем, отойти от активного участия в историческом процессе.