Андрей Марчуков - Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы

В этот же период происходит осмысление российским обществом украинского движения как движения национального, направленного на создание особой национальной общности. При этом в ее создании стала усматриваться прямая угроза национальной и государственной целостности России. В том, что создание украинской национальной общности рано или поздно поставит под вопрос целостность государства, были убеждены многие противники украинского движения. Сами украинофилы отрицали наличие каких бы то ни было планов по отделению от России. Историк и учитель одного из отцов украинского движения М. С. Грушевского, В. Б. Антонович, называл упреки в сепаратизме или желании «сепаратизма государственного» бессмысленной и наивнейшей клеветой, но тут же пояснял, что совсем другое дело, «когда под словом сепаратизм понимают желание развить южнорусский язык и южнорусскую литературу» [61].

Понятно, что развитие последних как самостоятельных единиц рано или поздно, пусть даже вопреки желанию деятелей движения, поставило бы вопрос и о политических формах связи Украины и России. В XIX в. подавляющее большинство украинофилов были убежденными сторонниками государственного единства двух русских народностей. Другой известный деятель движения, Михаил Петрович Драгоманов, говорил об этом еще конкретнее: «Отделение украинского населения от других областей России в особое государство – есть вещь… вовсе ненужная для каких бы то ни было интересов украинского народа». Своих социальных и национальных свобод, считал Драгоманов, народ сможет быстрее достичь не путем сепаратизма, а в рамках преобразованной России. А о своих соратниках он отзывался следующим образом: «…люди, посвятившие себя освобождению украинского народа, будут самыми горячими сторонниками преобразования всей России на началах наиболее благоприятных для свободы развития всех ее народов» [62].

Украинофилы вполне могли быть искренними, говоря, что не ставят перед собой политических целей и не желают отделяться от России. Но тогда сделать это было невозможно хотя бы потому, что надо было ясно обосновать, кто, зачем и почему собирается отделяться, и обосновать это прежде всего перед своими земляками, и не только перед крестьянами, но и образованными слоями общества. А среди последних имелось немало активных противников украинской идентичности, считавших себя русскими, русскими-малороссами. Таким образом, украинскому движению еще только предстояло создать основу для политических устремлений. Все внимание было уделено вопросам строительства украинской общности – созданию языка, национальной культуры, литературы и т. п. Оградительными мерами правительство сумело приостановить развитие движения на несколько лет. Его новый подъем стал возможен в начале 1870-х гг. и был вызван, опять же, оживлением общественной жизни в России.

Украинское национальное движение, особенно на своих ранних этапах, да и на протяжении XIX в. вообще, очень многим обязано тому, что в советские времена называлось российским «освободительным» и «революционно-демократическим» движением. Соединение воспоминаний о Запорожье и казачьей автономии (причем подчас далеких от реально-исторических и превращенных в своеобразный глянцевый агитационный проспект, изобилующий бунчуками, радами и шароварами) с российским либеральным и революционным движением придало украинству живительную силу. По словам исследователя идеологии украинского сепаратизма Н. И. Ульянова, «украинофильство XIX века… представляет причудливую амальгаму настроений и чаяний эпохи гетманщины с революционными программами тогдашней интеллигенции». Оно «сделалось обязательным признаком русского освободительного движения» и шло вместе с ним, получая от него идейную, духовную, а часто и материальную поддержку [63].

На пореформенный период приходится начало активной деятельности нового поколения украинофилов, поколения более политизированного, к тому же не дворянского, а интеллигентско-разночинского происхождения. Украинофильство начинает активнее проникать в образованное общество, прежде всего в среду студенческой молодежи. «Украинские» кружки появляются в университетах, игравших важную роль в становлении и утверждении национальной идентичности. Например, в 1860–1864 гг. до 70 % активистов национального движения составляли студенты Киевского и Харьковского университетов [64]. Все больше внимания деятели украинского движения стали уделять развитию научной, культурной, издательской деятельности, которую взяли на себя Киевский (Юго-Западный) отдел Русского императорского географического общества (РГО) и журнал «Киевская старина». По-прежнему издавалась учебная и народная литература по разным отраслям знаний [65].

Валуевский циркуляр соблюдался не всегда. Кстати, мягкость «репрессий» признавали и сами украинофилы. М. Драгоманов позднее указывал, что ограничения 1863 г. были весьма избирательными. Так, они запрещали Костомарову «печатать в России по-украински Библию и популярные педагогические книги, но не запрещали ему печатать по-украински “Богдана Хмельницкого”, “Мазепы” и тому подобные произведения» [66]. Это обстоятельство на фоне активизации украинского движения, оформления идейных принципов национального строительства, развития украиноведческих дисциплин, языка и литературы вновь вызвало опасения у противников украинофильства в Малороссии и у российских властей и привело к появлению указа, подписанного императором Александром II 18 мая 1876 г. в германском городе Эмс.

Деятельность украинофилов в нем признавалась опасной в государственном отношении. Вводился запрет на ввоз из-за границы книг на украинском языке, равно как и на издание таковых в России (кроме исторических памятников, которые должны были печататься при помощи русской, а не украинской орфографии). Запрет налагался на украиноязычные сценические постановки, публичные чтения, преподавание на украинском. Указ настаивал на более тщательном подборе преподавательских кадров в школах и прочих учебных заведениях. Киевский отдел РГО был закрыт, а его активные члены – М. Драгоманов и П. Чубинский – высланы за пределы малороссийских губерний [67]. Формально указ действовал до 1905 г., хотя на практике не стал сколько-нибудь серьезной преградой на пути развития украинского движения. Репрессии, и то весьма либеральные, коснулись узкого круга лиц. Деятельность украинофилов на культурной и языковой ниве также существенно не пострадала. Они перешли к так называемой органической работе, то есть подчеркнуто дистанцированным от политики занятиям в области истории и культуры. Даже последствия указа в издательской сфере не были такими суровыми, как можно было предположить. Скажем, в конце 1870-х гг. из общего числа рукописей, представленных на цензуру, 20 % были запрещены к печати, еще в 10 % случаев делались изъятия. В 1896–1900 гг. Киевским цензурным комитетом ежегодно запрещалось около 15 % украинских изданий. Соответственно, 85 % к печати допускалось [68].