Андрей Марчуков - Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы

Любопытные сведения можно также найти в работах по истории национального вопроса и национальной политики того периода. В тех из них, что выходили в 1920-х – начале 1930-х гг., речь шла о состоянии национальных отношений и проводимой властями политике в этой области [1388]. Не лишенные определенной исторической ангажированности, они тем не менее содержат немало интересных фактов, статистических данных и позволяют оценить силу национального движения и степень его влияния на политику компартии. За свой подход к проблеме, не соответствующий тому, что возобладал в 1930-х гг., некоторые исследования попали в разряд не почитаемых. Но это лишь подтверждает наличие разных подходов к национальной проблеме, имевшихся в партии и советском обществе в те годы.

В более позднее время исследования по национальной политике (именно политике, а не по национальному движению) писались исходя из тезиса о дружбе народов, при котором мероприятия советской власти имели знак «плюс», а деятельность националистов описывалась при помощи слов «предательство», «измена», «раскрытие» и «разгром». Большая часть данных трудов посвящена другим хронологическим периодам. Несмотря на политизированность, эти работы обладают высокой информативностью и содержат сведения, немодные на современной Украине.

Иные идеологические оценки дают некоторые современные украинские исследователи и авторы-эмигранты. О том, насколько активно в последнее время изучаются национальная политика большевиков и проблемы украинизации, можно убедиться, ознакомившись с количеством выходящей по теме литературы [1389]. Стоит упомянуть работу эмигранта Ф. Силницкого, посвященную национальной политике большевиков в 1917–1922 гг., а также работы его коллеги эмигрантского историка Д. Соловья [1390]. Нужно отметить и труд канадского историка Б. Кравченко. Исследователь не просто изучает национальное развитие Украины на протяжении XX в., но и подводит под него социальный базис. Его интересует связь между изменениями в национальном сознании украинцев (правильно сказать, утверждением национальной идентичности в украинском варианте и формированием национальной общности) с теми переменами в УССР, которые коренным образом преобразовали социальный облик общества [1391]. Концепция Б. Кравченко весьма интересна и не так уж далека от истины, в том смысле, что решающим периодом нациогенеза он считает советское время. Но при этом в ней сквозит уже известная точка зрения на украинскую общность как на существовавшую изначально и лишь модернизированную в социальном плане. Реальность же такова, что в этот период шло становление не только социальных форм этой общности, но и ее самой.

Если светский сектор национального движения пока испытывает недостаток внимания, то связанным с ним церковным организациям посвящена уже своя историография. Развитие движения за автокефалию православной церкви на Украине в годы революции и Гражданской войны можно проследить по монографиям В. И. Ульяновского и Б. Андрусишина [1392]. К достоинствам этих работ, помимо прочего, можно отнести политическую непредвзятость, что в условиях современного внутрицерковного противостояния на Украине вызывает уважение.

Деятельность появившейся в 1920–1921 гг. Украинской автокефальной православной церкви нашла свое отражение в трудах эмигрантского историка И. Власовского и украинского исследователя А. Л. Зинченко [1393]. В работах этих авторов содержится важный фактический материал, у первого – личного характера (в том числе исходящий от деятелей УАПЦ), у второго – архивный. Симпатии обоих явно на стороне автокефалистов. Вопросы становления автокефалистского движения, его связей с национальным движением, а также создания УАПЦ рассматриваются в работах А. В. Марчукова [1394]. Движение за автокефалию православной церкви на Украине исследовалось еще рядом авторов (В. Еленским, В. Пащенко и др.), но, поскольку большая часть посвященных УАПЦ трудов повествует о ней в контексте церковно-государственных отношений или в контексте внутриправославного противостояния, в данном случае можно ограничиться и указанными выше исследованиями. Напрямую с национальным движением (а не просто с «национальным возрождением», о чем часто говорят), за исключением работ А. В. Марчукова и, отчасти, А. Л. Зинченко, автокефальное движение не увязывалось.

Поскольку одним из ключевых вопросов настоящего исследования является вопрос, имело ли национальное движение социальную опору в тех или иных классах и социальных группах УССР, необходимо хотя бы в общем виде иметь о них представление. Поэтому следует кратко коснуться литературы, посвященной проблемам крестьянства, интеллигенции, рабочего класса [1395]. В связи с тем, что украинское движение в значительной части состояло из представителей интеллигенции, начинать обзор логично именно с этой группы.

Изучению интеллигенции как самостоятельной темы в советское время уделялось немного внимания, хотя первые работы по этой проблематике опубликованы уже в 1920-х гг. Их появление было продиктовано необходимостью определения партией своего отношения к интеллигенции вообще и к украинской интеллигенции в частности. Отводилось ей место и в исследованиях по национальному вопросу, борьбе с национальными уклонами. В дальнейшем интеллигенцию часто рассматривали как объект воздействия политики партии [1396]. Впрочем, появлялись и специализированные работы [1397]. Политические процессы начала 1990-х гг. и активное участие в них интеллигенции резко повысили интерес историков к этой социальной группе. Весьма созвучна изучаемой теме статья Е. Д. Бойко, посвященная судьбе украинской интеллигенции в годы революции и Гражданской войны [1398]. Автор сравнивает ее с российской и определяет присущие ей общие и особенные черты поведения и мироощущения, а также выясняет причины, влиявшие на эту специфику. Естественно, не остались обойденными и национальные особенности. История интеллигенции на Украине была всесторонне освещена в работах Г. В. Касьянова и В. М. Даниленко [1399]. Есть и еще одна разновидность работ, посвященных интеллигенции. К ней относятся всевозможные мартирологи, повествующие о судьбах многих представителей интеллигенции в 1930-х гг., в частности о репрессиях по отношению к ним [1400]. В работах (особенно 1920-х гг. и последних лет) содержится информация, позволяющая раскрыть отдельные вопросы, имеющие отношение к исследуемой тематике. Но в целом интеллигенция и ее самоопределение в окружающем мире не рассматривается авторами этих исследований только через призму национального вопроса.

То же можно сказать о работах, посвященных крестьянству. Но здесь надо учесть, что количество исследований по украинской деревне во много раз превышает количество работ, которые рассматривают историю национального движения, интеллигенции и т. д. К тому же в подавляющем их большинстве речь вообще не идет о национальной политике и все внимание уделяется социально-экономическим вопросам и развитию сельского хозяйства. Да и основной базой национального движения было не крестьянство, а интеллигенция. Поэтому имеет смысл ограничиться некоторыми исследованиями, помогающими составить впечатление о социально-экономическом и политическом положении села и УССР в целом. Это официальное советское издание «Історія селянсьтва Української РСР», а также недавно вышедшая монография В. В. Калиниченко [1401]. Особо надо отметить основанные на богатом архивном материале работы видного украинского историка С. В. Кульчицкого. В его трудах рассматриваются проблемы политического и социально-экономического развития Украины в межвоенный период, взаимоотношения власти и крестьянства. Он также является автором исследований о голоде 1932–1933 гг. – проблеме весьма острой и неоднозначно воспринимающейся общественными кругами Украины [1402]. Поскольку важным источником по нашей теме являются беспартийные крестьянские, рабочие и учительские конференции, была также использована литература, посвященная этой проблематике [1403]. Следует выделить работу Е. Ганжи о социальной активности села, антисоветских проявлениях, как весьма близкую некоторым проблемам данного исследования [1404].