Борис Бажанов - Воспоминания бывшего секретаря Сталина

Реакция эта не нашла ни лидеров, ни нужных формулировок, и была выражена лишь в массовом протесте и массовых голосованиях против ЦК. Троцкий быстро разгадал правую сущность оппозиции. Но тут его положение стало очень трудным. Если бы он был беспринципным оппортунистом, став во главе оппозиции и приняв её правый курс, он, как скоро выяснилось, имел все шансы на завоевание большинства в партии и на победу. Но это означало курс вправо, термидор, ликвидацию коммунизма. Троцкий был фанатичный и стопроцентный коммунист. На этот путь он стать не мог. Но и открыто заявить, что он против этой оппозиции, он не мог – он бы потерял свой вес в партии – и у атаковавших его последователей ЦК и у оппозиции, и остался бы изолированным генералом без армии. Он предпочёл молчать и сохранять двусмысленность.

Трагедия была в том, что оппозиция, зародившаяся стихийно, не имевшая ни лидеров, ни программ, должна была принять Троцкого, которого ей навязывали как лидера. Это вскоре обеспечило её быстрое поражение.

Но пока дискуссия и голосования на ячейках шли бурным темпом и всё более обращались в поражение ЦК. Троцкий решил попробовать повернуть положение в свою пользу, а заодно дать оппозиции свои лозунги. 8 декабря он прислал в ЦК письмо. Оно было одновременно зачитано на партактиве Краснопресненского района и опубликовано в «Правде» 11 декабря в форме статьи «Новый курс». В ней он обвинял партийную верхушку в бюрократическом перерождении.

В середине декабря ГПУ робко пытается поставить Политбюро в известность о том, что в большей части партийных организаций большинство не на стороне ЦК. Я констатирую, что в огромной ячейке самого ЦК большинство голосует против ЦК. Я запрашиваю секретаря Московского комитета партии Зеленского о результатах голосований в Московской организации. Я получаю паническую сводку – ЦК потерял большинство в столичной организации, наиболее важной в стране; по ней равняются провинциальные организации.

На заседании тройки (утверждение повестки) я докладываю рапорт Зеленского. Для тройки это неожиданный удар.

Конечно, вопросу придаётся первостепенное значение. Зиновьев произносит длинную речь. Это – явная попытка нащупать и сформулировать общую линию политической стратегии по схемам Ленина. Но он хочет дать и своё – он хочет оправдать свою позицию политического лидера; он говорит о «философии эпохи», об общих стремлениях (которые он находит в общих желаниях равенства и т. д.). Потом берёт слово Каменев. Он обращает внимание на то, что политические процессы в стране могут быть выражены только через партию; обнаруживая немалый политический нюх, он подозревает, что оппозиция – правая; переходя на ленинско-марксистский жаргон, он говорит, что эта оппозиция отражает силу возрождающихся враждебных коммунизму классов – зажиточного крестьянина, частника и интеллигенции; надо вернуться в ленинской постановке вопроса о смычке рабочего класса и крестьянства.

Пока речи идут на этих высотах, Сталин молчит и сосёт свою трубку. Собственно говоря, его мнение Зиновьеву и Каменеву не интересно – они убеждены, что в вопросах политической стратегии мнение Сталина интереса вообще не представляет. Но Каменев человек очень вежливый и тактичный. Поэтому он говорит: «А вы, товарищ Сталин, что вы думаете по этому вопросу?» – «А, – говорит товарищ Сталин, – по какому именно вопросу?» (Действительно, вопросов было поднято много). Каменев. стараясь снизойти до уровня Сталина, говорит: «А вот по вопросу, как завоевать большинство в партии». – «Знаете, товарищи, – говорит Сталин, – что я думаю по этому поводу: я считаю, что совершенно неважно, кто и как будет в партии голосовать; но вот что чрезвычайно важно, это – кто и как будет считать голоса». Даже Каменев, который уже должен знать Сталина, выразительно откашливается.

На следующий день Сталин вызывает к себе в кабинет Назаретяна и долго с ним совещается. Назаретян выходит из кабинета довольно кислый. Но он человек послушный. В тот же день постановлением Оргбюро он назначен заведующим партийным отделом «Правды» и приступает к работе.

В «Правду» поступают отчёты о собраниях партийных организаций и результаты голосований, в особенности по Москве. Работа Назаретяна очень проста. На собрании такой-то ячейки за ЦК голосовало, скажем, 300 человек, против – 600; Назаретян переправляет: за ЦК – 600, против – 300. Так это и печатается в «Правде». И так по всем организациям. Конечно, ячейка, прочтя в «Правде» ложный отчёт о результатах её голосования, протестует, звонит в «Правду», добивается отдела партийной жизни. Назаретян вежливо отвечает, обещает немедленно проверить. По проверке оказывается, «что вы совершенно правы, произошла досадная ошибка, перепутали в типографии; знаете, они очень перегружены; редакция „Правды“ приносит вам свои извинения; будет напечатано исправление». Каждая ячейка полагает, что это единичная ошибка, происшедшая только с ней, и не догадывается, что это происходит по большинству ячеек. Между тем постепенно создаётся общая картина, что ЦК начинает выигрывать по всей линии. Провинция становится осторожнее и начинает идти за Москвой, то есть за ЦК.

Между тем, на Политбюро разражается буря. Правда, буря в стакане воды.

Дело в том, что Мехлис и Каннер, нуждаясь в помощниках, берут в помощь себе сотрудников с неопределёнными функциями (поди, в самом деле, определи функции самого Каннера). Каннеру помогает молодой любезный еврей, партийная кличка которого Бомбин. Он очень мил, его все называют «Бомбик», он хорошо поёт арию Лоэнгрина «О, лебедь мой» и тщательно скрывает, что может иметь какие-либо связи с ГПУ (в особенности от меня, так как мои плохие отношения с ГПУ уже в это время всем известны). Мехлис взял к себе в помощь двух человек, во-первых, Маховера, который был Управляющим делами ЦК Комсомола и теперь по возрасту ушёл из комсомола и переходит на партийную линию (он кончит тем, что будет в момент самоубийства Орджоникидзе его личным и преданным секретарём); во-вторых, Южака, чрезвычайно круглолицого и краснолицого молодого еврея.

Назаретян – человек очень аккуратный. Он не только переправляет результаты голосования организаций, но, чтобы Сталин отдавал себе правильный отчёт в истинном положении дел, посылает Сталину сводки и о том, как голосуют на самом деле, и о том, как «Правда» это переделывает.

Мехлис докладывает эти сводки Сталину. Совершенно неожиданно для сталинского секретариата Южак оказывается скрытым троцкистом. Сводки болтаются на столе Мехлиса. Южак их похищает и доставляет Троцкому. Троцкий устраивает скандал на заседании Политбюро. Всем ясно, что Назаретян работает по сталинскому поручению. Члены Политбюро делают вид, что разделяют справедливое негодование Троцкого, и Сталин первый. Он обещает немедленно произвести расследование. Расследование длится неделю, но к его концу вообще уже всё кончено, нужный результат достигнут, машина пошла в обратную сторону, большинство переходит на сторону ЦК, оппозиция потерпела поражение.