Борис Бажанов - Воспоминания бывшего секретаря Сталина

Сталин уговаривал пленум не только не исключать Троцкого из партии, но поставить его и членом ЦК, и членом Политбюро. Правда, выступления и политические позиции Троцкого были осуждены. Но, главное, наступил момент, чтобы удалить его от Красной Армии. Замена ему была давно подготовлена в лице его заместителя Фрунзе. Фрунзе Сталина не очень устраивал, но Зиновьев и Каменев были за него, и в результате длинных предварительных торгов на тройке Сталин согласился назначить Фрунзе на место Троцкого Наркомвоеном и председателем Реввоенсовета, а Ворошилова его заместителем.

Ворошилов после гражданской войны не без противодействия Троцкого был назначен командующим второстепенным Северо-Кавказским военным округом, но Сталин неуклонно следил за его выдвижением, и в результате последних реорганизаций военного ведомства в этот год он уже был командующим одним из самых важных военных округов – Московским. Сталин предложил пленуму, чтобы, оставляя Троцкого членом ЦК и Политбюро, ему одновременно было б сделано предупреждение – «если он будет продолжать свою фракционную деятельность, то тогда он будет из Политбюро и из ЦК удалён». Сняв его с поста Наркомвоена, пленум назначил его председателем Главконцесскома и председателем особого совещания при ВСНХ по качеству продукции.

Назначения эти были и провокационны, и комичны. Во главе Главконцесскома Троцкий должен был обсуждать с западными капиталистами проекты предлагаемых им промышленных концессий внутри СССР. Между тем в Политбюро давно известно и для себя твёрдо установлено, что концессии эти были ничем иным, как грубыми жульническими ловушками. Западным капиталистам предлагались концессии на очень заманчиво выглядевших и внешне очень выгодных условиях. Условия договора хорошо соблюдались, пока концессионер ввозил и устанавливал в России машины, оборудование и пускал предприятие в ход. Вслед за тем при помощи любого трюка (каковых трюков у властей было сколько угодно) концессионер ставился в условия, при которых он договор выполнить не мог, договор расторгался, навезенное оборудование и налаженное предприятие переходило в собственность советского государства (я дальше расскажу подробно об одном из таких фокусов с Лена Гольдфильдс, потому что эта история имела неожиданные и забавные последствия). Собственно, для этого трюк с концессиями и был создан. Троцкий мало подходил для этих мошеннических операций – поэтому, вероятно, его туда и назначили.

Ещё меньше он подходил для наблюдения за качеством продукции советских заводов. Блестящий оратор и полемист, трибун трудных переломных моментов, он был смешон в качестве наблюдателя за качеством советских штанов и гвоздей. Впрочем, он сделал попытку добросовестно выполнить и эту задачу возложенную на него партией; создал комиссию специалистов, объехал с ней ряд заводов и представил результаты изучения Высшему Совету Народного Хозяйства; заключения его никаких последствий, понятно, не имели.

Во главе военного ведомства встал Фрунзе. Надо сказать, что ещё в мае 1924 года были добавлены три кандидата в члены Политбюро: Фрунзе, Сокольников и Дзержинский.

Старый революционер, видный командир гражданской войны, Фрунзе был очень способным военным. Человек очень замкнутый и осторожный, он производил на меня впечатление игрока, который играет какую-то большую игру, но карт не показывает. На заседаниях Политбюро он говорил очень мало и был целиком занят военными вопросами.

Уже в 1924 году, как председатель комиссии ЦК по обследованию состояния Красной Армии, он доложил в Политбюро, что Красная Армия в настоящем своём виде совершенно небоеспособна, представляет скорее распущенную банду разбойников, чем армию, и что её надо всю распустить. Это и было проделано, к тому же в чрезвычайном секрете. Оставлены были только кадры – офицерские и унтер-офицерские. И новая армия была создана осенью из призванной крестьянской молодёжи. Практически в течение всего 1924 года у СССР не было армии; кажется, Запад этого не знал.

Второе глубокое изменение, которое произвёл Фрунзе, – он добился упразднения института политических комиссаров в армии; они были заменены помощниками командиров по политической части с функциями политической пропаганды и без права вмешиваться в командные решения. В 1925 году Фрунзе дополнил всё это перемещениями и назначениями, которые привели к тому, что во главе военных округов, корпусов и дивизий оказались хорошие и способные военные, подобранные по принципу их военной квалификации, но не по принципу их коммунистической преданности.

Я был уже в то время скрытым антикоммунистом. Глядя на списки высшего командного состава, которые провёл Фрунзе, я ставил себе вопрос: «Если бы я был на его месте, такой как я есть, антикоммунист, какие кадры привёл бы я в военную верхушку?» И я должен был себе ответить: «именно эти». Это были кадры, вполне подходившие для Государственного переворота в случае войны. Конечно, внешне это выглядело и так, что это были очень хорошие военные.

Я не имел случая говорить со Сталиным по этому поводу, да и не имел ни малейшего желания привлекать его внимание к этому вопросу. Но при случае я спросил у Мехлиса, приходилось ли ему слышать мнение Сталина о новых военных назначениях. Я делал при этом невинный вид: «Сталин всегда так интересуется военными делами». – «Что думает Сталин? – спросил Мехлис. – Ничего хорошего. Посмотри на список: все эти тухачевские, корки, уборевичи, авксентьевские – какие это коммунисты. Всё это хорошо для 18 брюмера, а не для Красной Армии». Я поинтересовался: «Это ты от себя или это – сталинское мнение?» Мехлис надулся и с важностью ответил: «Конечно, и его, и моё».

Между тем Сталин вёл себя по отношению к Фрунзе скорее загадочно. Я был свидетелем недовольства, которое он выражал в откровенных разговорах внутри тройки по поводу его назначения. А с Фрунзе он держал себя очень дружелюбно, никогда не критиковал его предложений. Что бы это могло значить? Не было ли это повторением истории с Углановым (о которой я расскажу дальше); то есть Сталин делает вид, что против зиновьевского ставленника Фрунзе, а на самом деле заключил с ним секретный союз против Зиновьева. Но это не похоже. Фрунзе не в этом роде, и ничего общего со Сталиным у него нет.

Загадка разъяснилась только в октябре 1925 года, когда Фрунзе, перенеся кризис язвы желудка (от которой он страдал ещё от времени дореволюционных тюрем), вполне поправился. Сталин выразил чрезвычайную заботу об его здоровье. «Мы совершенно не следим за драгоценным здоровьем наших лучших работников». Политбюро чуть ли не силой заставило Фрунзе сделать операцию, чтобы избавиться от его язвы. К тому же врачи Фрунзе операцию опасной отнюдь не считали.