Лев Куббель - Страна золота - века, культуры, государства

В переводе это прозвание означает «порвавший узы родства», поясняет хроника Кати—Гомбеле. По этому поводу в тексте приведена такая легенда. Когда Мухаммед Бенкан-Керей родился— это случилось еще в царствование сонни Али, — он своим громким плачем потревожил грозного царя. Тот призвал аскию Мухаммеда и отца ребенка — будущего канфари Омара Комдьяго, и повелел им убить мальчика, родившегося той ночью в их покоях и притом родившегося со всеми зубами во рту (не забывайте, что Али был «великим колдуном», отсюда и его осведомленность об отличительных особенностях новорожденного). Братья стали упрашивать государя оставить мальчика в живых. Али в конечном счете дал себя уговорить, но сказал при этом, обращаясь к старшему из братьев: «Поистине это ребенок жалкий и беспутный. Однако я его оставлю в живых, но ущерб понесешь ты, Мухаммед... только ты! И ты еще увидишь, что он принесет тебе и детям твоим...».

Хронист полагал, что предсказание сонни Али сбылось полностью: ведь именно Мухаммед Бенкан-Керей действительно сослал бывшего аскию ал-Хадж Мухаммеда на пустынный остров неподалеку от Гао. Хотя Муса, даже выдворив отца из царской резиденции и отобрав у него всех его жен и наложниц, которых оставил себе (создателей «Истории искателя» это особенно возмущало), тем не менее разрешил ему оставаться в городе. На острове ал-Хаджу и пришлось провести все шесть с лишним лет царствования Мухаммеда Мар-Бенкан. Лишь когда Исмаил, сын ал-Хадж Мухаммеда, в 1537 г. восстал против двоюродного братца и сверг его, основатель династии был возвращен из ссылки в Гао, где вскоре и умер.

После короткого царствования Исмаила и девятилетнего правления его брата, аскии Исхака! (1540—1549), который ничем, кроме благочестия, да еще, пожалуй, «крутого нрава», по определению Абдаррахмана ас-Сади, не прославился, на престол вступил еще один из сыновей ал-Хадж Мухаммеда I — аския Дауд. Обстоятельства его прихода к власти в хронике Кати—Гомбеле изложены несколько туманно: Исхак-де назначил было преемником своего сына, «но люди Сонгай согласились только на аскию Дауда». Кого следует видеть здесь под этой формулой «люди Сонгай»? Конечно, не рядовое население, а как раз ту военную аристократию, о которой не раз шла у нас речь и которая, собственно, и дала название и государству, и, затем уже, существующему в наши дни народу. Иначе говоря, Дауд просто захватил престол аскиев с согласия военной верхушки. Но правление его, бесспорно, оказалось апогеем державы, которую создали сонни Али и аския ал-Хадж Мухаммед I.

И современники, и люди последующих поколений очень хорошо понимали это. Вот как отзывается о царствовании Дауда «История искателя», написанная людьми очень осведомленными, имевшими доступ ко многим источникам информации и располагавшими, так сказать, базой для сравнения. «Этот мир ему споспешествовал: он получил то, чего желал из власти и главенства, и к нему пришли обширные мирские богатства. Он следовал за своим отцом, аскией Мухаммедом, и братьями своими: они посеяли для него, он же собрал урожай; они выровняли землю, Дауд же пришел и на ней спал. И не было в стране ат-Текрур... того, кто поднял бы руку; и нашел он их в день восшествия на престол покорными послушными рабами».

Собственно говоря, аскии даже не было особой нужды совершать завоевательные походы: никому не приходило в голову оспаривать его политическое и военное первенство в Западном Судане. И цели его военных экспедиций были главным образом чисто хищническими: захват рабов и прочих богатств у более слабых соседей. Эти захваты сопровождались в самой Сонгайской державе раздачей огромных масс полоняников — без земли и с землей. Больше всего таких даров получала верхушка факихов (царевичи, располагая военной силой, могли в этом отношении позаботиться о себе сами). Пожалуй, щедростью к мусульманской верхушке аския Дауд превзошел даже своего рддителя, ал-Хадж Мухаммеда I.

Немудрено, что «История искателя» восторженно оценивает и добродетели аскии, и его благоговение перед факихами. Кстати, сами члены клана Кати не стеснялись не только пользоваться милостями государя, но и просто выпрашивать их у него. Именно так обстояло дело с пожалованием альфе Кати имения Дьянгадья с рабами и надсмотрщиком-фанфой при них; рабов, прайда, было всего тринадцать, но, надо полагать, это было не единственное проявление царского благоволения к приближенному. Притом имение-то пришлось отобрать у очень важного сановника— кабара-фармы, наместника гавани Томбукту. «Из-за этого,— комментирует хронист,— альфа поссорился с кабара-фармой Алу». Как было после этого потомкам Махмуда Кати не говорить о «славных свойствах и прекрасном поведении» аскии Дауда!

Конечно, кроме религиозного чувства и благочестия — ведь эту причину никогда нельзя сбрасывать со счетов, когда имеешь дело с людьми средневековья, будь то в Африке, на Ближнем Востоке или в Европе, — Даудом руководил и трезвый политический расчет. Он старался еще больше укрепить одну из социальных опор своей власти— союз с мусульманским духовенством. При этом государе Сонгай не знало никаких серьезных внутренних неприятностей— ни усобиц, ни восстаний местных правителей.

Впрочем, Дауд, по-видимому, и в самом деле был личностью незаурядной по тем временам. Он единственный из сонгайских царей, о котором сообщается, что он обучался Корану и другим мусульманским дисциплинам. Он первый устроил при дворе книгохранилище и держал переписчиков, которые для него переписывали книги.

Наследникам своим Дауд оставил на первый взгляд сильное и процветающее государство. Но его блестящее правление не могло преодолеть коренных, органических пороков., социальной и политической организации державы аскиев.

Это проявилось сразу же после смерти Дауда: сам он попытался было сделать преемником своего сына Мухаммеда-Бани, но власть захватил другой его сын, правивший под именем аскии ал-Хадж Мухаммеда II. Царствование ал-Хаджа продолжалось всего три года с небольшим, с августа 1583 по декабрь 1586г., и не отмечено было ничем особо примечательным, кроме разве склоки, вспыхнувшей внутри верхушки факихов Томбукту из-за должности кадия, которая освободилась после смерти Акиба— второго сына кадия Махмуда ибн Омара. Любопытно, что аския старался как можно дольше оставаться в стороне от этой истории. Только под сильным, очень сильным нажимом назначил он в Томбукту нового судью: Омара, третьего из сыновей все того же Махмуда ибн Омара, который еще в правление основателя второй династии претендовал на всю полноту власти в городе.

В самом конце 1586г. царевичу Мухаммеду-Бани все-таки удалось наконец свергнуть аскию ал-Хаджа II и провозгласить аскией себя. Но его царствование оказалось еще короче — меньше полутора лет. Зато именно в его время вспыхнула самая крупная из всех междоусобных войн, какие знала история Сонгайской державы.