Феликс Кандель - Евреи России. Времена и события. История евреев Российской империи

Кое-кто прибегал к услугам железных дорог‚ иначе говоря‚ проводил ночь в вагоне: едет до Твери – спит четыре часа‚ оттуда обратным поездом в Москву – опять четыре часа спит. Некоторые жили таким образом месяцами: это‚ конечно‚ были более или менее крупные дельцы. Все кондукторские бригады знали их очень хорошо: они были своими людьми…

Некоторые приставы настолько вошли во вкус преследования евреев‚ что… решили устроить у себя «химически чистый» участок‚ в котором не было бы ни одного еврея‚ даже из тех категорий‚ которые не выселяли. Они приглашали к себе врачей‚ юристов и прочих евреев и предлагали переехать в другой участок. Пристав Басманной части при этом цинично заявлял: «Я не имею права выселить вас из моего участка‚ но я отравлю вам жизнь; каждую ночь вас будут будить и проверять документы‚ и если что-нибудь окажется не в порядке‚ я буду неумолим». Во многих случаях это оказывало действие».

Зарядье опустело. «Заброшенные квартиры с забитыми дверьми и окнами‚ – свидетельствовал житель Москвы‚ – запертые помещения торговых заведений с сохранившимися на них вывесками‚ уныло бродящие по улицам одинокие печальные фигуры евреев‚ евреек и детей‚ изможденных‚ с опухшими от слез глазами…» Выселили евреев и из Марьиной Рощи: «Мы застали там ряд совершенно пустых улиц. Было жутко видеть этот вымерший город». У многих не оказалось денег на проезд‚ и благотворительный еврейский комитет покупал им билеты на поезд до ближайшей станции в черте оседлости‚ чтобы несчастных не погнали пешком по этапу‚ в обществе бродяг и преступников.

Великий князь Сергей Александрович намеревался «оградить Москву от евреев»‚ и с конца 1892 года оттуда стали выселять отставных солдат‚ которые после окончания армейской службы поселились в Москве‚ обзавелись семьей, скромным достатком‚ а теперь должны были отправляться в неизвестные края. В разгар выселения проезжал через Москву Александр III со своей семьей‚ и некий отставной солдат подал ему прошение‚ умоляя не изгонять бывших солдат-евреев‚ – не зря им говорили в армии‚ что «за царем служба не пропадёт». Просителя тут же арестовали и по этапу отправили в черту оседлости.

Цензура запретила журналистам касаться этой темы‚ но вскоре на Западе всё узнали. Первыми заволновались финансисты на европейских биржах: «Еврейское население в России совершенно незаменимо в ее торговле‚ а потому выселение евреев крайне смущает тех владельцев русских ценностей‚ которые заинтересованы в экономическом преуспеянии России». Последствия выселения почувствовали и московские фабриканты: изгнанники переехали в Одессу‚ Варшаву и Лодзь‚ перенесли туда свои связи, стали успешно конкурировать с Москвой. В русской газете «День» сообщили: «Никто не сослужил Лодзи такой службы и не оказал такой поддержки в ее тяжелой конкуренции с Москвой‚ как сама Москва‚ бросившая в объятья соперника предприимчивую‚ деятельную часть своего населения… Дела в Москве – в полном застое‚ а еврейская Лодзь кипит работой и операциями. Фабрики не поспевают удовлетворять требования купцов; на товар записываются вперед…» Это не помешало выселению из Москвы‚ и на очереди был Петербург.

Те печальные события происходили на фоне общих экономических трудностей. В 1891–1892 годах был неурожай и голод в приволжских губерниях; сбыт товаров уменьшился‚ на что повлияло выселение из Москвы, курс рубля упал. Срочно потребовались иностранные кредиты‚ но, узнав об изгнании евреев‚ банкирский дом Ротшильдов отказался участвовать в займе. В правых газетах России ругали «жидовских банкиров»‚ однако правительство еще рассчитывало получить кредиты в Европе и потому смягчило свою позицию. Выселение из Петербурга отложили до лучших времен‚ а тайный проект нового ограничительного закона‚ «проект из сорока четырех пунктов» сдали в архив.

В 1894 году повелели в паспортах у евреев описывать их наружные приметы; кроме них это делали лишь в паспортах у неграмотных и у состоявших под надзором полиции. В Петербурге этим не ограничились‚ в еврейских паспортах стали обозначать красными чернилами: «вероисповедание – иудейское»‚ чтобы на цвет чернил непременно обратили внимание при регистрации или проверке. Петербургские евреи обжаловали эту практику‚ однако в Сенате решили‚ что градоначальник вправе применять красные чернила для определенной группы обывателей – в интересах охраны общественного порядка. После этого красными чернилами стали пользоваться и в других губерниях.

Александр III правил страной около четырнадцати лет‚ и за это время – отметили в еврейском журнале – «не многие вопросы государственной жизни выдвигались так часто и с такой настойчивостью‚ как именно еврейский». За годы его правления появились новые ограничительные постановления‚ которые – в нарушение общего правила – обычно не проводили через Государственный Совет или через Комитет министров, потому что они противоречили основным законам Российской империи. Страна нуждалась в притоке иностранных капиталов‚ и к ограничительным постановлениям старались не привлекать особого внимания‚ так как мировые биржи чутко реагировали на притеснения евреев.

Ограничения вводили при помощи малозаметных министерских циркуляров и разъяснений для внутреннего пользования‚ которые добавлялись к общему законодательству с непременного одобрения царя. Если же постановления публиковали в печати‚ то к ним обязательно добавляли фразу – «впредь до общего пересмотра законодательства о евреях»; таким способом им придавали характер «временных правил»‚ но существовали они десятилетиями. Выселение евреев из Москвы тоже прошло без принятия закона‚ лишь «с Высочайшего соизволения»‚ да и процентная норма в гимназиях и университетах действовала как «временная мера»‚ хотя в Своде законов Российской империи еще в 1804 году было записано в категорической форме: «Дети евреев принимаются в общие учебные заведения безо всякого различия от других детей».

Кроме ограничительных законов и циркуляров существовали пометки царя на представленных ему документах и докладах. Эти пометки сообщались министрам «на предмет исполнения и осведомления»: таким образом становилось известно мнение царя‚ его пристрастия и антипатии. Всякая одобрительная пометка Александра III в отчете какого-либо губернатора считалась для него большим отличием и «вызывала у других губернаторов охоту привлечь и к себе высочайшее внимание‚ – отметил Г. Слиозберг‚ хорошо знакомый с существовавшими порядками. – Этим объясняется то странное явление… что всякая антисемитская мысль во всеподданнейшем отчете одного губернатора находила на следующий же год подражание в отчете другого губернатора‚ причем автор нового отчета прибавлял кое-что и от себя. Царя‚ таким образом‚ питали мыслями‚ соответствовавшими его собственному вкусу».