Даниил Мордовцев - Русские исторические женщины

В Ганновере Дашкова была в театре с Каменской. Герцог Эрнест мекленбургский ожидал ее приезда и послал к ней в ложу своего адъютанта.

Раскланявшись с русскими и не обратив внимания на двух немок, сидевших в той же ложе и вежливо уступивших место впереди себя знатным русским дамам, так как в городе все догадывались, кто эти особы, – адъютант от имени его высочества спросил Дашкову: иностранки они, или нет?

Дашкова отвечала утвердительно.

– В таком случае, – продолжал адъютант, – его высочеству угодно знать, с кем я имею честь говорить?

– Милостивый государь, – отвечала княгиня: – не думаю, чтобы в этом была какая-либо надобность его высочеству или вам. А мы, как женщины, можем, я думаю, хоть раз в жизни испросить себе позволение умолчать и, вследствие того, не отвечать на ваш вопрос.

Адъютант был совсем сконфужен, а немки крайне удивлены смелостью Дашковой. Тогда она захотела пошутить над ними.

– Хотя я и не желала сообщить своего имени адъютанту, однако, не могу этого не сделать для вас, которые были так вежливы и любезны с нами. Я – театральная певица, а она (Дашкова указала на Каменскую) – танцовщица. Мы теперь путешествуем с целью ангажироваться на какой-либо театр.

Немки были очень огорчены своей ошибкой, приняв Дашкову за важную особу – и повернулись к ней спиной.

Через два года Дашкова воротилась в Россию.

Екатерина, видимо, переменилась к ней. Она пожаловала ей 70,000 р. для покупки какой-либо собственности, и вообще была любезнее, чем до отъезда за границу. Дашкова объясняла эту перемену тем, что при особе императрицы Потемкин уже заменил Орлова, недруга Дашковой.

Но Дашковой уже не жилось в России: ее тянула Европа, да и воспитание детей заботило ее. Она вновь задумала поездку за границу, но уже лет на десять.

Екатерина вновь была недовольна этим предпочтением Европы перед Россией. Но мы полагаем, что Дашкова осталась бы в России, если бы ей выпала на долю широкая государственная деятельность, к которой рвалась ее честолюбивая душа.

Это действительно и случилось, когда Дашкова возвратилась в Россию из своего вторичного и продолжительного путешествия по Европе, где она знакомством со светилами всего мира высоко подняла свое, и без того уже громкое имя.

В ноябре 1782 года императрица, во время одного бала, разговаривая с придворными особами и иностранными послами, сказала Дашковой:

– Я имею сообщить вам, княгиня, нечто особенное.

Окончив разговор, императрица остановилась среди комнаты и, подозвав к себе Дашкову, объявила ей, что назначает ее директором академии наук и художеств.

Пораженная словами государыни, Дашкова не знала, что отвечать. Императрица в лестных выражениях повторила свою волю.

– Простите меня, ваше величество! – отвечала смущенная Дашкова: – но я не должна принимать на себя такую обязанность, которую не в состоянии исполнить.

Императрица доказывала противное.

– Назначьте меня директором над прачками вашего величества, – говорила Дашкова: – и вы увидите, с какой ревностью я буду вам служить. Я не посвящена в тайны этого ремесла; но упущения, которые могут произойти отсюда, ничего не значат в сравнении с теми вредными последствиями, которые повлечет за собой каждая ошибка, сделанная директором академии наук.

Императрица настаивает. Говорит, что другие директора были менее способны.

– Тем хуже! – возражала Дашкова: – они так мало уважали себя, что взялись за дело, которого не могли выполнить с честью.

– Хорошо! хорошо! – сказала императрица: – оставим теперь этот разговор. Впрочем, ваш отказ утвердил меня в той мысли, что лучшего выбора я не могла сделать.

Все взоры придворных обращены на разговаривающих. Лицо Дашковой изобличает ее крайнее волнение. Враги ее ждут, что гордую ученую постигает немилость, опала.

Воротившись с бала домой и не раздеваясь, Дашкова тотчас же пишет императрице свою благодарность и отказ, называет ее «выбор неблагоразумным», говорит, что «сама природа сотворила женщин не директорами», что назначение ее на такой пост – историческое событие, а как историческое – оно должно подлежать и суду истории, что за этот выбор ждет суд истории и императрицу, что частная жизнь коронованной особы еще может не появляться на страницах истории, но что этот шаг императрицы история осудит, что, наконец, чувствуя свой неспособность для такого рода публичной деятельности, как управление академией, она не посмела бы даже сделаться членом какого-либо ученого общества, даже в Риме, где это звание можно приобрести за несколько дукатов, и т. д.

Написав письмо, Дашкова, несмотря на то, что было уже далеко за полночь, скачет к Потемкину и настаиваете на том, чтобы он принял ее, если бы даже и лег уже спать.

Потемкин принял ее, хотя, действительно, и был уже в постели.

Дашкова объявляет ему о своем затруднительном положении.

– Я уже слышал об этом от ее величества, – говорил Потемкин: – и знаю очень хорошо ее намерение. Она решила непременно поставить академию наук под ваше руководство.

Дашкова стояла на своем.

– Принять на себя эту должность это значило бы, с моей стороны, поступить против совести, – говорила она. – Вот письмо, которое я написала ее величеству и которое заключает решительный отказ. Прочтите, князь, потом я хочу его запечатать и передать в ваши руки для того, чтобы завтра поутру вы вручили его императрице.

Потемкин пробежал письмо и разорвал его на клочки. Дашкова вспыхнула при одной мысли, как он смел разорвать письмо, адресованное императрице.

– Успокойтесь, княгиня, и выслушайте меня, – говорил Потемкин. – Никто не сомневается в вашей преданности ее величеству. Почему же вы хотите огорчить ее и заставить отказаться от плана, которым она исключительно и с любовью занимается в последнее время? Если вы непременно хотите остаться при своем намерении, в таком случае вот перо, бумага и чернила; напишите еще раз ваше письмо. Но поверьте мне, поступая против вашего желания, я, однако, действую, как человек, который заботится о ваших интересах. Скажу более: ее величество, предлагая вам эту должность, можете быть, имеет в виду удержать вас в Петербурге и доставить вам повод к более частым и непосредственным сношениям с ней.

Доводы Потемкина подействовали на самолюбивую женщину. Она скачет обратно домой и, не ложась, не снимая бального платья, опять пишет государыне.

Около 7-ми часов письмо послано, и тотчас же получен ответ:

«Понедельник, 8 часов утра.

«Вы встаете ранее меня, прекрасная княгиня, и сегодня к завтраку прислали мне письмо. Отвечая вам, я приятнее обыкновенного начинаю свой день. Так как вы не отказываетесь безусловно на мое предложение, то я прощаю вам все, что вы разумеете под словом неспособность, и оставляю до удобного случая присоединить к тому мои собственные замечания. А то, что вам угодно называть моим правом, я заменяю более приличным именем: благодарность. Согласитесь, однако, что для меня замечательная новость – победить такой твердый характер, как ваш. Будьте уверены, что во всяком случае, когда я могу быть вам полезна словом или делом, я всегда буду готова к тому с радостью».