Константин Никифоров - Сербия на Балканах. XX век

Национализм существовал во всех югославских республиках, был присущ всем народам и народностям Югославии. Однако в те годы он достиг почти запредельного уровня. Все республиканские СМИ соревновались в провоцировании национальной истерии. И во всех югославских республиках, как и везде в Восточной Европе, национализм стал средством борьбы с коммунизмом. Только Сербия оказалась исключением. Ее лидер С. Милошевич с помощью национализма попытался, наоборот, сохранить коммунизм у себя в республике [166]. Это имело для сербов самые печальные последствия.

Формально началом распада федерации можно считать 25 июня 1991 г., когда парламенты Словении и Хорватии в одностороннем порядке объявили о выходе своих республик из Югославии и провозгласили независимость. Окончательно же Социалистическая Федеративная Республика Югославия (СФРЮ) прекратила существовать еще через полгода, в январе 1992 г., когда независимость Словении и Хорватии признали страны Европейского Союза. В начале апреля 1992 г. была признана независимость Боснии и Герцеговины. В конце апреля 1992 г. возникла «третья», сербско-черногорская Югославия.

Раздел без договоренностей, как правило, означает войну. Это понимали все – и желающие приобрести независимость югославские республики, и западные державы. И все же и те, и другие выбрали именно этот путь.

Титовскую Югославию часто выделяют из других бывших европейских социалистических стран как нечто непохожее, специфичное и даже стоящее совершенно особняком во всем социалистическом лагере. При этом подчеркивается ее самостоятельная «аутентичная» революция, особый путь развития вне рамок «реального социализма» – так называемый югославский эксперимент, межэтнические войны 90-х годов взамен «бархатных революций» и т. п. Такой взгляд по наследству распространяется и на милошевичевскую сербско-черногорскую Югославию, которая также трактуется как нечто совершенно выбивавшееся из общего строя стран, решавших задачи трансформации. И только после 2000 г., после падения режима Милошевича, Сербия, наконец, вернулась на общую для всех трансформационную дорогу.

Еще раз подчеркнем, что такое вынесение югославских событий за рамки общих процессов, проходивших после Второй мировой войны в Восточной Европе (включая и Советский Союз), на наш взгляд, неправомерно. Развитие Югославии в общих чертах шло синхронно с остальными европейскими социалистическими странами. Это, конечно, не означает, что в титовской Югославии не было своей специфики, связанной прежде всего с конфликтом между СССР и Югославией в 1948 г. Но даже эксперименты с так называемым «самоуправленческим социализмом» не были чем-то уж совсем необычным и вполне могут трактоваться как первые попытки реформирования тоталитарного социализма, поиски его модели с более «человеческим лицом».

Однако затем развитие Югославии в целом не очень отличалось от других социалистических стран. С 70-х годов ХХ в. для всех этих стран, включая Югославию, наступило время так называемого «застоя». Фактически одновременно в этих странах произошел и крах социалистических режимов. Он состоялся в конце 80-х – начале 90-х годов ХХ в. и получил название «бархатных революций» 1989 г. [167]В Югославии «бархатных революций» в чистом виде не было, но роль таких судьбоносных событий, решавших вопрос о власти, сыграли первые многопартийные выборы.

В предыдущей главе уже говорилось, что такие выборы проходили в югославских республиках с весны и до конца 1990 г. В Сербии они состоялись в декабре, убедительную победу на них одержала Социалистическая партия, а ее лидер С. Милошевич был избран председателем Президиума Сербии.

Как и в других республиках, конкуренцию бывшим сербским коммунистам составили правые и националистические (или национально ориентированные) партии. В Сербии эту роль играло прежде всего Сербское движение обновления (СДО) во главе с В. Драшковичем. Но национальный козырь был уже в руках у С. Милошевича, контролировавшего к тому же средства массовой информации. Не добилась успеха на выборах и Демократическая партия во главе с Д. Мичуновичем (позже на посту главы партии его заменил З. Джинджич). Полностью проиграли выборы выступившие в коалиции две небольшие проюгославски ориентированные партии: Союз реформаторских сил (созданный премьером А. Марковичем) и Объединение за югославскую демократическую инициативу. Присутствие этих партий на выборах было заметно лишь в Белграде.

Необходимо отметить, что к первым многопартийным выборам Милошевич сумел хорошо подготовиться. В 1987–1989 гг. он смог консолидировать собственных сторонников, его представители занимали командные позиции в политике, экономике, средствах массовой информации. В июле 1990 г. Милошевич инициировал референдум, давший ему возможность еще до выборов утвердить в парламенте новую сербскую конституцию.

В то же время он фактически проигнорировал требование оппозиции провести переговоры между властью и оппозицией за круглым столом. Как отмечал один из лидеров Демократической партии В. Коштуница, власти превратили переговоры за круглым столом в разновидность пресс-конференций, где рапортовали о своих достижениях, и если «в большинстве восточноевропейских стран оппозиционные группы имели возможность влиять на способ организации выборов, то в Сербии речь скорее шла о некоторых уступках, чем о переговорах» [168].

Впрочем, даже после выборов режим Милошевича не мог почивать на лаврах. Ему пришлось выдержать столкновение с оппозицией, выведшей народ на улицы Белграда в марте 1991 г. Власти прибегли к силе, послав в центр города танки, и восстановили контроль над ситуацией. Однако экономическое и внешнеполитическое положение страны настолько быстро ухудшалось, что в обозримой перспективе можно было ожидать повторения акций протеста еще большего масштаба и ожесточения.

Мартовские события 1991 г. имели еще одно важное последствие. По словам английского политолога Р. Томаса, если в 19871990 гг. стратегия Милошевича формировалась в рамках федеративной Югославии, то с этого времени он становится защитником и носителем идеи «Великой Сербии», идеи создания государства из тех частей Югославии, где проживали сербы. Не случайно уже 25 марта Милошевич провел тайные переговоры о разделе Боснии и Герцеговины с хорватским президентом Ф. Туджманом в Караджорджево [169].

Курс Милошевича действительно поменялся, но прежде всего вследствие становившейся все более эфемерной задачи сохранения прежней Югославии. Вряд ли решающее влияние на этот поворот могла оказать оппозиция. Кроме того, безапелляционно называть его новую стратегию «великосербской» – значит повторять известный жупел времен еще австро-венгерской оккупации Боснии и Герцеговины [170]. Впрочем, тезис о «великосербской политике» стал в 90-е годы ХХ в. важнейшим постулатом антисербской пропаганды. Его автоматически, не особенно задумываясь, повторяли многие западные исследователи и журналисты.