Сергей Данилов - История Канады

По сравнению с Нью-Йорком, Массачусетсом или Пенсильванией Новая Франция долгое время оставалась захолустьем. Только в 1735 г. была наконец достроена дорога, связавшая Квебек с Монреалем. Других сухопутных коммуникаций в колонии не было, что затягивало сбор ополчения при нападении неприятеля. Был спроектирован ряд каналов в обход отмелей на реке Святого Лаврентия. Но их прокладка сильно затянулась из-за нехватки рабочей силы и орудий труда. Лишь к 1740 г. был составлен кадастр земельных угодий.

Из нескольких сотен населенных пунктов (Сен-Морис, Сорель, Труа-Ривьер и др.) к середине XVIII в. только Квебек мог считаться городом — в нем были двух- и трехэтажные здания, кафедральный собор, несколько церквей и монастырей, улиц и площадей, замок губернатора, резиденции интенданта и архиепископа, казармы, рынок и около 4 тыс. постоянных жителей. Летом количество жителей доходило до 8 тыс. Монреаль был большим селом с одноэтажными каменными домами и с 2 тыс. постоянных обитателей. У англичан же Бостон, Филадельфия, Нью-Йорк, Чарльстон развивались значительно быстрее. В них помимо всего прочего были муниципалитеты, многочисленные лавки, гостиницы, колледжи, таверны, клубы, типографии и т. д. (Характерно, что официальные здания Квебека были спроектированы не архитекторами, которых в колонии не было, а военными инженерами, самым одаренным из которых был Гаспар де Лери де Шасгро.)

Правда, даже в малонаселенную и захолустную колонию частично проникал североамериканский дух частной инициативы и социальной мобильности. В отличие от тогдашней феодальной Европы жители Новой Франции не были прикованы к сословию или к профессии: сословно-служебная иерархия была не столь закостеневшей, как в метрополии. Например, урожденный квебекский дворянин Пьер де Ла Верендри несколько раз менял род занятий. В юности он был армейским командиром, затем стал фермером, позже вернулся на военную службу, потом сочетал ее с пушной торговлей и исследованиями западных земель. (Это было во времена, когда французский дворянин ни за что не соглашался стать «презренным» земледельцем или купцом, а французский купец обычно стремился непременно выбиться в дворяне и получить чиновную должность, чтобы не торговать.) Но судьба Верендре не была типичной, он остался одним из немногих исключений из правила. Сделать карьеру мелкому дворянину в Новой Франции было значительно труднее, чем в любой из тринадцати американских колоний Британии.

Еще труднее ее было сделать выходцу из третьего сословия. Даже боевая доблесть не открывала пути к социальному продвижению. Уже упоминавшиеся выше Трюдо и Ланжевен-Лакруа совершили подвиг при обороне Монреаля от ирокезов, но так и остались простолюдинами и не получили даже денежного вознаграждения. И земельные участки на правах феодальной аренды они получили на общих основаниях. Не удивительно, что среди третьего сословия Новой Франции в XVIII в. ощущалось недовольство подобным порядком вещей. Оно не стало достаточным для того, чтобы вылиться в народные мятежи вроде Жакерии XIV в. или Лангедокского восстания, поразившего Францию в начале XVIII в. Но оно было достаточным для того, чтобы вызвать уход заметной части сельской молодежи из-под власти короны, сеньоров и интендантов (и с 30-гектарных наделов!) в леса.

Ушедшие из деревень, в основном холостяки, именовали себя «вояжерами». В лесах они начинали новую жизнь вольных охотников и рыбаков, спокойно общались с индейцами и женились на индианках. Многие из них стали поставщиками пушнины как квебекским, так и англо-голландским купцам. Стараясь в этом качестве заменить индейцев, вояжеры в остальном поддерживали с индейцами хорошие отношения. Так на необжитых окраинах колонии образовалась новая этническая общность — франко-метисская. Говорившие на просторечных диалектах французского языка и ревностно сохранявшие католичество, но обликом и привычками похожие на индейцев, метисы по сути представляли собой авангард европейской цивилизации на новых землях. Как это ни покажется неожиданным, метисы имели черты сходства с нашим казачеством: их сближали вольнолюбие, отказ от подчинения центральной власти, смешение с аборигенами, воинственность.

Неразборчивость метисов в торговле (они были готовы торговать с кем угодно, включая исконных врагов королевской Франции — англичан) лишний раз указывала на равнодушное или отрицательное отношение части квебекского простонародья к политике французской короны. Между тем над Новой Францией сгущались тучи. В результате ослабления Португалии и Голландии основной соперницей французов выступила Британия.

В XVII в. англичане упрочили военное присутствие в Ньюфаундленде, оборудовав там морскую базу в Сент-Джоне. Оттуда британские каперы и совершали набеги на Новую Францию. В 1613 г. они нанесли сильный удар по Акадии, разорив ее. В 1621 г. английское правительство короля Якова I предъявило официальные притязания на Акадию. Правда, оно не сразу смогло подкрепить их силой оружия. Тем не менее в Акадии стали обосновываться первые англо-шотландские поселенцы, руководимые предприимчивым администратором Уильямом Александером. Разразившаяся затем Английская революция временно лишила англичан возможности угрожать Новой Франции. После реставрации Стюартов экспансия Англии возобновилась. Обогатились и ее методы.

В 1670 г. король Карл II даровал группе крупных лондонских купцов по их просьбе суверенные права на все территории (в том числе неоткрытые) северо-западнее Лабрадора и Великих озер. Образовалась привилегированная Компания Гудзонова залива. Компания завела собственные войска и флот, стала чеканить монету, приобрела влияние среди индейского и эскимосского населения. Ее агенты основали ряд факторий на северных границах Новой Франции и начали претендовать на ряд ее районов.

К XVIII в. Компания Гудзонова залива, формально не имея отношения к английскому правительству, стала важным инструментом проникновения английского капитала в Северную Америку. Она переманивала квебекских «вояжеров», принимала их на службу, лишая французскую колонию ценных кадров. Примечательно сложилась судьба одного из ранних «вояжеров» — простолюдина Пьера Эспри Радиссона. Едва прибыв в Новую Францию, он с успехом занялся пушной торговлей. Попав в плен к ирокезам, наблюдательный и смелый Радиссон завоевал их расположение, избежал казни и даже был усыновлен племенным вождем. Освободившись из плена, он вместе с шурином Медаром де Грозелье без разрешения губернатора и без лицензии отправился в дальнюю экспедицию за пушниной. А когда по возвращении в Квебек губернатор приказал арестовать авантюристов, Радиссон с Грозелье бежали к англичанам.