Федор Тютерев - Необыкновенные приключения юных кубанцев

- За шо ж вас прогнали на цей хутир?

- Та не прыгналы, а прыслалы, хай тоби бис! - не выдержала дотошности сусида Калистративна. - Гэть уже, сорока любопытна, мини доить трэба.

"Кое-что выяснил, - рассуждал он, уходя. - Прислали командовать нами. Теперь прощупать бы самого"

Вечером снова зашел во двор вместе с коровой. Хозяин был уже дома. Видимо, только что почистил карабин: поставленный под стену, он блестел смазкой. На гостя покосился неприязненно.

- Добрый вэчир! - поздоровался Андрей. - Теть Мархва, получите вашу Жданку. Вам помогты напоить?

- Оцэ вин самый, - кивнула та мужу. - Иды, я сама напою.

- Ух ты-ы! - присел он на корточки возле карабина. - Можно подержать?

- Низ-зя! - не глянув на него, грубо буркнул полицай; он сидел на завалинке и посасывал самокрутку.

Андрей придвинулся к нему, пошмыгал носом, поковырял в нем мизинцем, сунул в рот воображаемую козулю - валял дурака.

- Дять, а як вас по батюшке? - перешел к знакомству и с ним.

- Оно тоби нэ нужно.

- А правду кажуть, шо вси нимци - хвашисты и убывають людэй ни за што?

- Це хто ж так говорыть?

- Та якась бабка казала... Ще в прошлой годе.

- Нимци - люды культурни и заздря никого нэ вбываютъ.

- Оцэ и я ж так думав. А исчо воны прынеслы нам свободу от болшовыков. Я про це узнав из ихнени лыстовкы. Хочете прочитать? - И он протянул полицаю специально прихваченный экземпляр.

- Дэ взяв? - стал ее рассматривать.

- Из араплану кынулы, колы ще тут красни булы. Тэпэр и я знаю, шо означае сэ сэ сэр.

Дочитав, полицай вернул листовку со словами:

- Тут усе оченно правильно сказано. Дай почитать усим, нехай новым властям помогають.

- А то ж як! - пообещал он, шмыгнув для верности пару раз носом и чвиркнув сквозь верхние резцы.

- А зараз ступай, спать пора! - грубовато напомнил полицай.

"Нет, с этим каши не сваришь! " - уходя, сделал вывод Андрей.

Лето, все еще жаркое и душное, заметно катилось на убыль. Отзолотилось подсолнуховое поле, посерело; тяжелые корзинки поникли долу, словно думают думу грустную - уберут ли их нынче вовремя. Пожелтели дыньки в огороде, поспели кавуны. Удались они и на колхозном баштане, но туда "наведываться" стало опасно: сторожит вооруженный полицай. Безвластие кончилось, и жизнь на хуторе переменилась резко, разумеется - к худшему. Объявлен "ноеорднунг" новый немецкий порядок, обязавший жителей строго выполнять любые распоряжения властей. "За ослушание - расстрел".

На хуторе новой властью стал полицай, сосед Андрея. Он разъезжал теперь на лошади, вооруженный карабином и трех-хвостой плеткой, которая предназначалась для устрашения не только ее. Женщин стали гонять на работы в сад на сбор фруктов, на копку картошки, на уборку овощей, на бахчу. Колхоз как был, так и остался, но требования ужесто-чились: заставляли гнуть спину от зари до зари, без выходных; отлучаться в обед домой не разрешалось. Собранный урожай отправлялся на станцию - там наладили железнодорожное движение; грузили в вагоны и увозили неизвестно куда.

Настало время ребятам на деле показать, чего стоят их намерения помогать многодетным матерям, "пока воюют отцы", о чем договаривались они на второй день оккупации, собравшись впятером на кургане.

Тогда Андрей взялся шефствовать над крестной: у нее четверо пацанов и все мал мала меньше. Навестив ее, он предупредил, чтобы со всеми своими домашними хлопотами обращалась к нему за помощью, какая только понадобится. Та поблагодарила: помощник ей ох как нужен. Обещала воспользоваться предложением, но время шло, а она так ни с чем пока и не обратилась. За хлопотами - ребята что ни день, то кому-нибудь да помогали управляться по хозяйству - он больше недели ее не навещал, пока не хватился: "Может, крестной просто некогда, ведь цельными днями ишачит!" И, дождавшись с работы мать, вечером отправился навестить ее и "поспрошатъ", не надо ли чего.

Застал с малышом на руках: кормила грудью полуторагодовалого Васятку. Только что, видимо, вернулась со степу, выглядела усталой и разбитой. Работа под палящим солнцем сделала ее неузнаваемой - так осунулась, почернела, постарела.

Устало кивнув на приветствие, перевела взгляд на свое изголодавшееся маленькое чадо. Впрочем, не такое уж и маленькое: опорожнив одну грудь, Васятка самостоятельно отыскал вторую и, обхватив ручонками, усердно трудился, косясь на гостя.

- Ай-я-яй, такой большой - и титьку дудолит! - покачал головой, глядя на него, Андрей. Малыш оторвался от сосца, показал язык и снова принялся за работу; верхняя губа его распухла и посинела. - Че это у него с губой?

- Бжолку хотел попробовать на язычок... Так, сынулечка? Прям бида с им! Даве чевой-то съел нехорошее - животиком маялся. Ноне прибегаю, а оно, бедненькое, лежить, плачеть и жар як от печки... Тем сорвиголовам токо бы бегать, за дитем присматривать некогда. Ух они какие, нехорошие! повернулась к младшенькому: - Вот отхожу усех мокрой тряпкой, так будут знать!

Трое сорвиголов тем временем, сидя за столом, уплетали кавун, принесенный матерью с работы. Как ни в чем не бывало, хихикая, постреливали друг в дружку арбузными семечками.

- Ото не будеть усе у рот тащить, - назидательно заметил самый старший, семилетний Никита. - А то как че - так и на язык.

- А я, крестная, к вам по делу, - напомнил Андрей.

- Ой, я и спросить-то забыла!.. Не с мамкой ли чего? А то мы с ей седни в разных местах работали.

- Не, с мамой нормально; я по своему. Вы мне кресная или не кресная?

- Вот те на! Чиво ето ты засумлевался? - удивилась крестная.

- Это вы, видать, во мне засомневались. Мы же с вами договорились: надо чего - только намекните. Хочете, мы вам картошку выкопаем, переберем и в погреб занесем?

- Выкопайте... Но ее ежли с мешок наберется, то и хорошо.

- Как это? - в свою очередь удивился Андрей. - Мы ведь с вами весной вон какой клапоть засадили!

- Ой, сынок! Токо ить и еды, что картошка. С июня, почитай, начала подрывать. Кагала хуть и мала, а кажен день исть просють... И красноармейцы немного помогли: перед тем, как уйтить совсем, зербаржанцы у меня стояли. Голодные, худые, замученные, просють: курсак, мол, балной - кушать нечего. Ну, я и разрешила накопать немного на дорогу. Свои итъ, жалко.

- А мы своим молодой кукурузы наварили. Правда, с колхозного поля, заметил Андрей. - Тогда, может, кукурузу выломать, она почти вся поспела.

- И выломать бы и кочаны на горище поднять, и бадылку срубить на корм коровке. Тожеть не знаю, чем зимой кормить стану...

- Завтра же с ребятами займемся вашей кукурузой!

- Но у миня, сынок, и заплатить-то вам нечем.

- А никакой платы и не надо. Батьки наши кровь проливают - о плате не думают. Это самое, - поспешил он переменить тему разговора, не желая выслушивать обычные в таких случаях "ну, дай вам бог" или что-нибудь вроде этого. - Вы и вправду меня крестили или понарошку кресной доводитесь?