Сергей Максимов - Легенды и мифы России

Когда в христианской Руси этот небесный огонь из глиняных рук Перуна передан был в незримую длань библейского пророка Илии, и подковы копыт огневидных коней его, вместе с огненными колесами пламенной колесницы, начали выбивать искры и производить гром, — явилось верование, что властная рука всехвального пророка мечет на землю молниеносные стрелы, чтобы разить насмерть злых духов, враждебных человеку. Ведая про то, злые, но трусливые, бесы в неописуемом смятении мечутся по земле, отыскивая себе надежные места для защиты. Обыкновенно скрываются они в жилых и нежилых строениях, вскакивая через открытые двери и окна и влетая через печные трубы и всякого рода отверстия. Столь же нередко спешат они укрыться в густой хвое, в тени развесистых листьев деревьев, за всяким подходящим прикрытием. В числе последних самыми надежными, вполне безопасными, считаются в блудливом бесовском сонме живые люди, застигнутые под открытым небом на лошади или в телеге, так как небесная огненная стрела находит виноватого всюду и разит без разбора, убивая из-за бесов и людей (бесы вполне безопасны от ударов молнии лишь в чистом поле на межах). Илья, впрочем, знает невиновность того человека, которого избрал дьявол себе для защиты, и жалеет Божье создание, хотя в то же время твердо убежден, что все равно тот человек, в которого успел вселиться дьявол, погиб бы, так как злодей не покинет своей жертвы уже во всю жизнь и, рано или поздно, заставит потонуть или повеситься. Илья — усердный Божий помощник в борьбе с нечистой силой — не только не враг человеческому роду, но радетель и старатель за православный люд; убивает он избранного, как случайную жертву, в уверенности, что Бог милует и приемлет таких несчастных, удостаивая их царства небесного, так как они явно сослужили полезную службу людям своей смертью, которая, вместе с тем, вызвала одновременно и смерть злого духа. Вот почему, для заграждения себя от дьявола, кроме общепринятого обычая крестить рот при зевоте, издревле установилось благочестивое правило налагать на себя крестное знамение и при всякой вспышке молнии со словами самой простой молитвы: «Свят, свят, свят».

Осторожные хозяева в деревнях предусмотрительно соблюдают все, что указывается вековечными обычаями, зародившимися в глухие и давние времена безверия, чтобы обезопаситься от беса, не допустить его прятаться в избе и тем подвергать ее в грозовое время опасностям пожара.

С этою целью опытные, пожилые деревенские хозяйки советуют: «Во время грозы нельзя быть с растрепанными волосами, в подоткнутом платье — много места тут укрываться анчутке-беспятому (бесу). Всякую посуду в избе надо опрокинуть, если она пустая, налитую следует поспешно закрестить. Не надо в голове искаться: не одну такую бабу стрела забила насмерть, других же оглушила». Полезно также держать на чердаке громовую стрелу или чертов палец (белемнит, скипевшийся или вообще сплавленный ударом молнии песок). В последнее средство слепо веруют все поголовно, и, найденный на песчаных берегах речек, этот конусообразный камень, в виде пальца, бережно прячут и тщательно хранят. Но всего полезнее держать пост, особенно в Ильинскую пятницу, или мазать молоком косяки дверей и окон; полезно также вывешивать за окно полотенце с покойника. Если же бес не побоится ни того, ни другого, то наверное не устоит он перед горящей свечкой, с которой молились в Страстной четверг на «стояниях», когда читались 12 евангелий Господних Страстей. Хороши и пасхальные, а того лучше богоявленские свечи, — уверяют богомольные деревенские люди, не раз применявшие этот способ на деле с видимым успехом.

— Громовых стрел два сорта: от огненных происходят пожары, а каменные или чугунные убивают людей, расщепляют деревья, — толкуют словоохотливые деревенские старушки, и каждая из них, на случай грозы, припасает ладан, чтобы посыпать его на уголья в печной загнетке, или на раскаленную сковородку, так как «черт ладану боится».

Кроме «небесного» огня, великую силу имеет также тот сорт огня, который обычно называется «живым».

Крутили мужики около палки веревку: веревка загорелась. Приняли огонь на сухую смоленую спицу — развели костер. Разобрали огонь по домам и старались его долго поддерживать. Очень его ценили и почитали, потому что это был именно «живой огонь», из дерева вытертый, свободный, чистый и природный. Вологодские мужики сняли колосники (жерди) с овина, изрубили их на части и также терли, пока те не загорелись; огнем таким разожгли они костры: один на улице, другой в скотском прогоне, третий в начале поскотины и четвертый в середине деревни. Через второй костер перегнали они весь скот, чем и воевали с сибирской язвой.

Вообще, как мера борьбы с болезнями, живой огонь в большом употреблении. В одной деревне, например, умирал народ от тифозной горячки, и крестьяне, чтобы избавиться от нее, задумали установить праздник положивши чествовать Николу Угодника. Собрались они всей деревней, от мала до велика, и положили тушить в избах все огни до последнего уголька, для чего залить все горнушки (печурка, загнетка, бабурка и проч.). При этом мужики строго-настрого наказывали бабам не сметь топить печей, пока не будет приказано, а сами притащили к часовне два сухих бревна, прикрепили к одному рукоятку, как у пилы, и стали тереть одно бревно о другое. Но на этот раз, как ни бились, ничего не вышло: бревна нагрелись, даже обуглились, а огня не появилось.

«Значит, — заключили крестьяне, — не указ: Богу не угодно. Надо попробовать в другое время!» И порешили устроить праздник в третье воскресенье после Пасхи. Снова принялись за бревна — огня добывать. На этот раз, промеж бревнами, в щели, всполыхнулось как бы малое-малое пламя, и огонек обозначился. Подхватили его на сернички, подложили огонь под костер, разожгли, — стали через огонь прыгать по-козлиному, а стариков и малых детей на руках перетаскивали. Разнесли потом огонь по домам; затопили печи; напекли-нажарили. Затем подняли иконы, позвали священника, пригласили всех духовных: стали молиться. За молебном начали пировать, безобразить в пьяном виде на улицах и бесчинствовать до уголовщины: соседку помещицу за то, что она не послушалась мирского приговора и затопила печи, не дождавшись общественного огня, наказали тем, что выжгли всю ее усадьбу — с домом, службами, хлебными и всякими запасами.

Все подобные священнодействия, переданные народу по прадедовскому завещанию, предпринимаются, главным образом, ввиду защиты себя и домашнего скота от повальных болезней. Там, где эти падежи часты, как например, в Новгородской губернии, для вытиранья живого огня, устраивается даже постоянное приспособление в виде машины, так называемый «вертушок». Два столба врыты в землю и наверху скреплены перекладиной. В середине ее лежит брус, концы которого просунуты в верхние отверстия столбов таким способом, что могут свободно вертеться, не переменяя точки опоры. К поперечному брусу, одна против другой, приделаны две ручки, а к ним привязаны крепкие веревки. За веревки хватаются всем миром и среди всеобщего упорного молчания (что составляет непременное условие для чистоты и точности обряда) вертят брус до тех пор, пока не вспыхнет огонь в отверстиях столбов. От него зажигают хворостины и подпаливают ими костер. Как только последний разгорится, все бросаются к стаду, которое еще накануне священного дня было сбито в табун и выгнано в поле к ручью, и затем, не пропустив ни одной животины, перегоняют всех через огонь. А чтобы вера в очистительную силу этого огня стояла в деревне крепче, по обеим сторонам костра выкапывают две ямы: в одну зарывают живую кошку, в другую собаку, — этим отнимают у чумных оборотней силу бегать по дворам кошками и собаками и душить скотину. Этот обычай окуривания практикуется и в Олонецкой губ. (например, в Петроз. и Лодейнопольск. у.), где он является в форме строго обязательного карантинного обряда, с тем различием, что в одних местах костры зажигаются обыкновенными спичками, в других стараются добыть из бруска живой огонь.